Вырезал сам себе аппендицит: В Антарктиде папа сам себе вырезал аппендикс

В Антарктиде папа сам себе вырезал аппендикс

За уникальную операцию Леонид Рогозов был награжден орденом Трудового Красного Знамени. Фото: пересъемка Тимура ХАНОВА/Музей Арктики и Антарктики

В ночь на 1 мая 1961 года советский врач Леонид Рогозов провел необычную операцию: на советской антарктической станции, вдали от цивилизации, он сам себе вырезал аппендикс. Случай беспрецедентный!

Леонид Рогозов стал национальным героем, о нем писали все мировые газеты. Но мало кто знает, что за свою славу блестящий хирург заплатил трагедией в личной жизни…

В чемодане — книги и гиря

Сегодня в Санкт-Петербурге в квартире Леонида Рогозова живет его младшая сестра Валентина Ивановна.

— Мы из простой семьи, росли с братом в Минусинске, — вспоминает она. — Родные гордились, что Леонид поехал учиться на врача в Ленинград. Он окончил мединститут, проходил ординатуру. Вдруг звонит мне: мол, еду в Антарктиду с полярной экспедицией!

На дизель-электроход «Обь» 27-летний романтик-хирург погрузил огромный чемодан, в который положил книги и… двухпудовую гирю для занятий спортом. 18 февраля 1961 года в Антарктиде открыли новую советскую станцию «Новолазаревская». Первопроходцам предстояла долгая зимовка.

Экспедиция успела вовремя: море начинало замерзать. Корабль, доставивший полярников, уплыл и должен был вернуться только через год. Условия жизни на недостроенной станции были тяжелыми. Хирург Леонид Рогозов разгружал тяжести, участвовал в строительстве, трудился и метеорологом, и водителем. Сегодня из 13 участников экспедиции в живых остался только один — 85-летний Владимир Федотов. Он был младшим научным сотрудником, гляциологом-гидрологом.

— На четвертом месяце зимовки Рогозов почувствовал себя плохо и понял, что у него воспалился аппендикс, — рассказывает бывший полярник. — Шанс спасти жизнь был лишь один — делать операцию на месте. И сделать ее сам себе мог только Рогозов. Иначе — перитонит, и тогда летальный исход был бы неизбежен.

«Еще день — и меня было уже не спасти»

Позже доктор Рогозов описал весь процесс в своем дневнике:

«Сильно поднялась температура. Но я не подаю виду, даже улыбаюсь. Зачем пугать друзей? Они приходят, чтобы успокоить меня. Я же огорчен — испортил всем праздник. Завтра 1 Мая. А теперь все бегают вокруг, подготавливают автоклав».

— Леонид всех, кого надо, проинструктировал. Лично я готовил ему «операционную», — вспоминает Владимир Федотов. — Мы тщательно вымыли стол, простерилизовали медицинские инструменты, укрепили настольную лампу.

Из воспоминаний Рогозова: «Мои бедные ассистенты! Я посмотрел на них: они стояли в белых халатах и сами были белее белого. Я тоже был испуган. Но затем взял иглу с новокаином и сделал себе первую инъекцию. Каким-то образом я переключился в режим оперирования, и с этого момента не замечал ничего иного…»

Лежа на спине, Рогозов сделал скальпелем 12-сантиметровый разрез. Смотрел в зеркало и почти на ощупь добирался до аппендикса.

«…Я работал без перчаток. Зеркало помогает, но в то же время запутывает — показывает вещи отраженными. Было сильное кровотечение, но я не позволял себе торопиться. Вскрыв брюшную полость, я задел слепую кишку, и ее пришлось зашивать… Я становлюсь слабее и слабее, голова кружится. Каждые 4 — 5 минут я останавливаюсь отдохнуть на 20 — 25 секунд. Наконец вот он, проклятый аппендикс! С ужасом я увидел темное пятно на нем: это означало, что еще день промедления — и меня уже было бы не спасти».

Операция длилась 1 час 45 минут, хотя в обычных условиях занимает полчаса. Приняв снотворное, врач и пациент в одном лице уснул.

Жена-чешка увезла детей на родину

— Рогозов вернулся из Антарктиды в конце мая 1962 года, — вспоминает вдова начальника экспедиции Владислава Гербовича Гертруда Ростиславовна. — Ему дали квартиру в Ленинграде, куда вскоре переехала его мама. Спросили, в какой клинике он хотел бы работать. Предлагали еще поездки на Южный полюс. Но он отнекивался. Говорил, что в Антарктиде он трудился кем угодно, только не врачом, а ему не хотелось терять квалификацию. Он был высококлассным хирургом и хорошим человеком. После экспедиции защитил диссертацию и потом 14 лет заведовал отделением хирургии лимфоабдоминального туберкулеза НИИ физиопульмонологии. Он спокойно относился к своей славе, но слава его и сгубила. Имя Рогозова гремело, многие предлагали ему выпить за знакомство. Он не умел отказать всем, кто лез к нему в друзья…

Сын Владислав с отцом. Мальчик вырос и тоже стал врачом. Фото: личный архив.

Леонид Рогозов умер в 2000 году от осложнений после онкологической операции, ему было 66 лет. На похороны не приехали ни его дети, ни бывшая супруга. Знаменитый хирург пережил личную драму: его бросила жена-чешка, увезла двоих детей на свою родину и запретила Рогозову с ними видеться.

Тем не менее дети пошли по стопам отца: сын Владислав сейчас живет в британском Шеффилде и работает врачом, дочь Лена — тоже медик.

— Благодаря операции папы родители и познакомились, — рассказал «КП» Владислав Рогозов. — Наша мама Марцелла, тогда студентка Пражского мединститута, прочитала о подвиге советского хирурга и написала ему письмо. Завязалась переписка. Папа, владевший несколькими языками, решил попрактиковаться в чешском и поехал в Прагу. Мама рассказывала, что они с первой же встречи влюбились друг в друга. Скоро она поняла, что беременна. Родители поженились, и папа привез маму в Ленинград.

ОЧЕНЬ ЛИЧНОЕ

«Мама простила его за годы несчастья»

Поначалу семейная жизнь была безоблачной.

— Отец был очень заботливым — водил на рыбалку, занимался с нами, — говорит сын героя Владислав Рогозов. — Хорошо помню шрам у него на животе. Мы с сестрой знали, что папа сам себе сделал этот разрез. О том, что он был в Антарктиде, напоминали фотографии и чучела пингвинов в нашей ленинградской квартире.

Но Леонид все больше пил.

— Пьяный, он мог распускать руки, — продолжает сын хирурга. — Мама убегала от него, ночевала у знакомых или на вокзале.

Однажды, спасаясь, Марцелла выпрыгнула с третьего этажа и сломала обе ноги…

Чтобы жена не уехала на родину, Леонид уничтожил ее документы. Но женщина восстановила паспорт и, когда муж лежал в больнице, тайком собрала детей и увезла их в Чехословакию. Лене тогда было три года, Владиславу — шесть.

— С тех пор я отца не видел, — говорит Владислав. — Не знал о его смерти, и только позже от его друзей услышал, что папа сильно переживал разрыв с нами. Я несколько раз приезжал в Ленинград, разыскал могилу отца. Мама тоже побывала в Питере и спустя годы смогла простить папу.

Сейчас Владислав работает анестезиологом в хирургии сердца в университетском госпитале Шеффилда.

— У меня двое детей, внуки знают про прославленного деда, я им рассказываю. И они носят его фамилию — тоже Рогозовы. Ко мне обращаются из разных университетов и клиник, просят материал о папе.

— У него в Питере осталась сестра. Вы общаетесь?

— Когда я ей в первый раз позвонил, чтобы познакомиться, она решила, что я претендую на квартиру. Но квартира мне не нужна. Единственное, что я хотел, — отыскать дневники папы с записями о жизни в Антарктиде. Если дневники отыщутся — сбудется моя заветная мечта.

ПАМЯТЬ

Высоцкий посвятил песню

В петербургском Музее Арктики и Антарктики уникальной операции посвящен целый стенд. Там же хранятся и инструменты, которыми хирург оперировал сам себя. В 1963 году Владимир Высоцкий посвятил ему песню, где есть такие слова:

«Пока вы здесь в ванночке с кафелем

Моетесь, нежитесь, греетесь,

В холоде сам себе скальпелем

Он вырезает аппендикс».

Хирург-пациент: как советский врач удалил свой аппендикс

5 мая 2015

Автор фото, Vladislav Rogozov

Подпись к фото,

Это первая подобная операция в мировой истории

Жил да был хирург Леонид Рогозов.

Отслужил в армии, закончил Ленинградский медицинский институт, а в 1960 отправился в Антарктиду в качестве врача 6-й Советской Антарктической экспедиции.

Именно там, в Антарктике, полугодом позже произошло событие, сделавшее имя Рогозова известным всему миру.

Этот врач сам себе провел операцию аппендэктомии — удалил свой аппендикс.

Неожиданный приступ

18 февраля 1961 года в оазисе Ширмахера была открыта новая советская антарктическая станция Новолазаревская. В составе участников первой зимовки был и врач Леонид Рогозов.

Но в апреле 1961 года он тяжело заболел. Сначала чувствовал слабость и усталость, потом — резкую боль, разливавшуюся в правой части живота.

«Поскольку он был хирургом, ему не составило труда диагностировать у себя приступ аппендицита, — рассказывает его сын, Владислав. — Это была операция, которую до того он проделывал много раз, да и во всем мире этот вид хирургическом вмешательства давно стал обыденным. Но он находился вдали от цивилизации, посреди полярной пустыни».

К концу апреля стало очевидно, что помощи ждать неоткуда. Путешествие из СССР в Антарктику занимало 36 дней по морю, а перелёт был невозможен из-за сильных ветров.

«Он оказался в ситуации выбора между жизнью и смертью, — говорит Владислав. — Ему неоткуда было ждать помощи. И он мог предпринять попытку прооперировать себя».

Выбор не был простым. Рогозов знал, что аппендикс может порваться во время операции, а перитонит убьет его. Но его состояние ухудшалось, боли усиливались.

«Ему нужно было вскрыть себе брюшную полость, затем вытащить наружу кишечник. Он не знал, можно ли так делать в принципе», — делится Владислав.

Руководству полярной станции пришлось запрашивать разрешение на проведение операции у Москвы — если бы попытка Рогозова не увенчалась успехом, советская Антарктическая программа оказалась бы окутана дурной славой.

Уникальная операция

Рогозов принял решение: лучше оперировать, чем ждать собственной смерти от перитонита.

«Я не спал в эту последнюю ночь. Болело дьявольски. — писал Рогозов в своем дневнике. — Это почти невыполнимо… но я не могу просто опустить руки и сдаться…»

Врач разработал детальный план операции. Два ассистента, его коллеги-полярники должны были подавать инструменты, направлять свет лампы и держать зеркало.

«Он очень тщательно все продумал, даже проинструктировал их, что делать, если он потеряет сознание — как сделать укол адреналина и искусственное дыхание», — делится сын Леонида.

Об общем наркозе речь, конечно, не шла. Доктор Рогозов мог применить местное обезболивание для того, чтобы сделать разрез брюшной полости, но дальнейшая операция должна была проходить «наживую», чтобы голова хирурга оставалась ясной.

«Мои бедные ассистенты! В последнюю минуту я посмотрел на них: они стояли в белых халатах и сами были белее белого. Я тоже был испуган. Но затем я взял иглу с новокаином и сделал себе первую инъекцию. Каким-то образом я автоматически переключился в режим оперирования, и с этого момента я не замечал ничего иного», — писал впоследствии Леонид Рогозов.

Рогозов работал наощупь, без перчаток. Добравшись до аппендикса, он понял, что отросток может в любой момент лопнуть.

Операция длилась почти два часа в ночь с 30 апреля на 1 мая 1961 года.

Рогозов восстановился через две недели.

Рогозов и Гагарин

Автор фото, Vladislav Rogozov

Подпись к фото,

На восстановление после операции Леониду Рогозову понадобилось две недели

Этой истории не суждено было так просто завершиться. Ухудшившаяся на станции погода, огромное количество льда в море означало, что судно, которое должно было забрать участников экспедиции в апреле 1962, не сможет до них добраться и им придется провести еще год на станции.

Но к облегчению всех полярников к ним прилетели самолеты. «Их эвакуировали одномоторные самолеты. Один из них упал в море», — рассказывает Владислав.

Его отец Леонид Рогозов вернулся в Советский Союз героем, его имя стало известно всему миру.

А всего за 18 дней до этой легендарной аппендэктомии первым человеком в космосе стал советский летчик-космонавт Юрий Гагарин.

«Их сравнивали, потому что им обоим было по 27 лет, они оба из рабочих семей и оба сделали что-то такое, чего раньше не было в истории человечества», — говорит сын Леонида Рогозова.

В 1961 году хирург Рогозов был награждён орденом Трудового Красного Знамени.

Операция Леонида Рогозова вдохновила Владимира Высоцкого, в 1963 году написавшего песню, в которой, в частности, были такие слова:

Пока вы здесь в ванночке с кафелем

Моетесь, нежитесь, греетесь, —

Он в холоде сам себе скальпелем

Там вырезает аппендикс.

Больше доктор никогда не был в антарктических экспедициях. Поступил в аспирантуру, защитил диссертацию, работал хирургом в различных клиниках Ленинграда, на протяжении 14 лет заведовал отделением хирургии лимфоабдоминального туберкулёза НИИ физиопульмонологии.

Умер доктор Леонид Рогозов в 2000 году.

___________________________________________________________________________

Его сын Владислав Рогозов дал интервью программе «Witness» на радио BBC World Service .

1 мая 1961 года хирург Леонид Рогозов сам себе вырезал аппендикс | Блогер iLITE на сайте SPLETNIK.RU 1 мая 2018

 

Космонавт, Герой Советского Союза Герман Титов в своей книге «Голубая моя планета» посвятил Рогозову такие строки: «В нашей стране сама жизнь — это подвиг».

30 апреля 1961 года в условиях   экспедиции  в Антарктиде хирург Леонид  Рогозов диагностировал у себя аппендицит.

С помощью холода, покоя и антибиотиков он рассчитывал справиться с недугом консервативно, но эффекта не было. Через день слабость и боль усилились. Он понял, что ему была необходима операция.

Но больше врачей на станции не было, а ближайший самолёт находился в 80 км. Да он всё равно не смог бы взлететь из-за метелей. Оставалась только одна надежда — сделать себе операцию самостоятельно. Однако даже думать об этом было непросто.

«Я не спал всю ночь. Болит, как дьявол! Метель вытрепала всю душу, воет как сто шакалов. Тем не менее никаких очевидных симптомов перфорации не отмечается, но гнетущее предчувствие висит надо мной. Я должен подумать о единственно возможном варианте: собственной операции. Это почти невозможно, но я не могу просто сложить руки и сдаться», — записал Рогозов в своём дневнике.

 

Выполнять операцию Рогозову помогали метеоролог Александр Артемьев, подававший хирургический инструментарий, и инженер-механик Зиновий Теплинский, направлявший небольшое круглое зеркало на место операции.

Начальник станции Владислав Гербович дежурил на случай, если кому-то из ассистентов, которые ранее не сталкивались с медициной, вдруг станет плохо.

Врач  рассказал, как подавать ему инструменты и как проводить искусственную вентиляцию, если он потеряет сознание. Затем они вымыли и обработали руки. В 2 часа ночи началась операция.

Рогозов ввёл новокаин, а через 15 минут сделал разрез скальпелем в области аппендикса. Он оставался спокойным, но пот бежал по его лицу. Леонид часто просил ассистентов вытереть его.

Во время операции он смотрел в зеркало или работал наощупь. Через 40 минут операции появилась слабость и головокружение. Ему приходилось часто отдыхать. Вот, что он записал в своём дневнике.

«Я не позволял себе думать ни о чём, кроме дела… В случае, если бы я потерял сознание, Саша Артемьев сделал бы мне инъекцию — я дал ему шприц и показал, как это делается… Мои бедные ассистенты! В последнюю минуту я посмотрел на них: они стояли в белых халатах и сами были белее белого. Я тоже был испуган. Но затем я взял иглу с новокаином и сделал себе первую инъекцию. Каким-то образом я автоматически переключился в режим оперирования, и с этого момента не замечал ничего иного.

Лежа на спине, Рогозов сделал скальпелем 12-сантиметровый разрез. Смотрел в зеркало и почти на ощупь добирался до аппендикса.

«…Я работал без перчаток. Зеркало помогает, но в то же время запутывает — показывает вещи отраженными. Было сильное кровотечение, но я не позволял себе торопиться. Вскрыв брюшную полость, я задел слепую кишку, и ее пришлось зашивать…

Добраться до аппендикса было непросто даже с помощью зеркала. Делать это приходилось в основном на ощупь. Внезапно в моей голове вспыхнуло: «Я наношу себе всё больше ран и не замечаю их… Я становлюсь слабее и слабее, моё сердце начинает сбоить. Каждые четыре-пять минут я останавливаюсь отдохнуть на 20–25 секунд. Наконец, вот он, проклятый аппендикс!..» На самой тяжёлой стадии удаления аппендикса я пал духом: моё сердце замерло и заметно сбавило ход, а руки стали, как резина. Что ж, подумал я, это кончится плохо. А ведь всё, что оставалось, — это, собственно, удалить аппендикс! Но затем я осознал, что, вообще-то, я уже спасён!»

С ужасом я увидел темное пятно на нем: это означало, что еще день промедления — и меня уже было бы не спасти

 

Жизнь после операции

«Хорошо держали себя во время операции помощники, проявив большую выдержку и находчивость. Особенно трудно было Артемьеву, который ассистировал, стоя на коленях. После операции за мной был организован хороший уход, и через две недели я смог приступить к исполнению своих обязанностей, а через месяц — даже выполнять тяжёлую работу».

Вот так сдержанно описал окончание операции сам Рогозов в арктическом бюллетене.

Несмотря на то что Леонид Рогозов стал несомненным гением в области медицины, особых почестей от государства он не получил. Никакой экстренной эвакуации — Рогозов вместе с другими участниками экспедиции продолжал работать на Новолазаревской ещё чуть больше года.

Ему на подмогу даже не прислали ещё одного врача или хотя бы медсестру. В конце концов, после такой операции его здоровье всё ещё оставалось под угрозой — никто об этом не думал.

В 1962 году врач вернулся в Ленинград. Ему дали квартиру, наградили орденом «Трудового Красного Знамени» и выдали значок «Почётного полярника». Хирургу-звезде предлагали отправиться на север снова, но он отказался. Ему не нравилось, что в экспедиции нужно заниматься всем, чем угодно (строить, красить, мыть, таскать), только не врачебным делом. А он очень боялся потерять квалификацию.

 

 

 

Человек который сам себе вырезал аппендицит | ШИЗОТЕРИКА

Леони́д Ива́нович Ро́гозов (1934—2000) — врач-хирург, участник 6-й Советской антарктической экспедиции, в 1961 году сделавший сам себе операцию по поводу острого аппендицита.

В 1959 году Леонид Рогозов окончил институт и сразу же был зачислен в клиническую ординатуру по хирургии. Однако обучение в ординатуре было на время прервано в связи с тем, что 5 ноября 1960 года Леонид отбыл на дизель-электроходе «Обь» в Антарктиду в качестве врача 6-й Советской Антарктической экспедиции. В Антарктиде, куда судно прибыло в декабре, Леонид Рогозов, помимо своей основной должности, исполнял обязанности метеоролога и даже водителя. После девяти недель подготовительных работ, 18 февраля 1961 года, в оазисе Ширмахера была открыта новая советская антарктическая станция — Новолазаревская. Во время первой зимовки на ней произошло событие, сделавшее 27-летнего хирурга известным на весь мир.29 апреля 1961 года Леонид обнаружил у себя тревожные симптомы: слабость, тошноту, повышенную температуру тела и боли в правой подвздошной области. Будучи единственным врачом в экспедиции, состоявшей из 13 человек, Леонид сам поставил себе диагноз: острый аппендицит. Консервативная тактика лечения (покой, голод, местный холод и антибиотики) успеха не имела. На следующий день температура поднялась ещё выше. Ни на одной из ближайших антарктических станций не было самолёта, кроме того, плохие погодные условия всё равно не позволили бы выполнить полёт на Новолазаревскую, находящуюся в 80 км от берега. Для того, чтобы спасти жизнь заболевшего полярника, необходима была срочная операция на месте. И единственным выходом в сложившейся ситуации было делать операцию самому себе.

Выполнять операцию ночью 30 апреля 1961 года хирургу помогали метеоролог Александр Артемьев, подававший инструменты, и инженер-механик Зиновий Теплинский, державший у живота небольшое круглое зеркало и направлявший свет от настольной лампы. Начальник станции Владислав Гербович дежурил на случай, если кому-то из ассистентов, никогда не имевших отношения к медицине, станет плохо. В лежачем положении, с полунаклоном на левый бок, врач произвёл местную анестезию раствором новокаина, после чего сделал при помощи скальпеля 12-сантиметровый разрез в правой подвздошной области. Временами смотря в зеркало, временами на ощупь (без перчаток), он удалил воспалённый аппендикс и ввёл антибиотик в брюшную полость. Спустя 30—40 минут от начала операции развилась выраженная общая слабость, появилось головокружение, из-за чего приходилось делать короткие паузы для отдыха. Тем не менее, к полуночи операция, длившаяся 1 час 45 минут, была завершена. Через пять дней температура нормализовалась, ещё через два дня были сняты швы.

Я не позволял себе думать ни о чём, кроме дела… В случае, если бы я потерял сознание, Саша Артемьев сделал бы мне инъекцию — я дал ему шприц и показал, как это делается… Мои бедные ассистенты! В последнюю минуту я посмотрел на них: они стояли в белых халатах и сами были белее белого. Я тоже был испуган. Но затем я взял иглу с новокаином и сделал себе первую инъекцию. Каким-то образом я автоматически переключился в режим оперирования, и с этого момента я не замечал ничего иного.

Добраться до аппендикса было непросто, даже с помощью зеркала. Делать это приходилось в основном на ощупь. Внезапно в моей голове вспыхнуло: «Я наношу себе всё больше ран и не замечаю их…» Я становлюсь слабее и слабее, моё сердце начинает сбоить. Каждые четыре-пять минут я останавливаюсь отдохнуть на 20—25 секунд. Наконец, вот он, проклятый аппендикс!.. На самой тяжёлой стадии удаления аппендикса я пал духом: моё сердце замерло и заметно сбавило ход, а руки стали как резина. Что ж, подумал я, это кончится плохо. А ведь всё, что оставалось, — это собственно удалить аппендикс! Но затем я осознал, что вообще-то я уже спасён!

Человек который сам себе вырезал аппендицит

Абдоминальная (брюшная) самохирургия крайне редка. Несколько громких случаев нашли своё отражение в медицинской литературе.

15 февраля 1921 года д-р Эван О’Нил Кейн провёл самохирургию аппендицита в попытке доказать эффективность местной анестезии без наркоза для таких операций и лучше понять её с точки зрения пациента. Считается, что он был первым хирургом, который сделал это. Однако доктор Винер ранее выполнял аппэндектомию (на других) с местной анестезией. В 1932 году Кейн выполнил ещё более рискованную самооперацию по лечению паховой грыжи в возрасте 70 лет.

30 апреля 1961 года советский хирург Леонид Рогозов удалил себе воспалённый аппендикс на научно-исследовательской станции Новолазаревская в Антарктиде, так как он был единственным врачом из персонала. Операция длилась один час и 45 минут. Рогозов позже описал это событие в «Информационном бюллетене Советской Антарктической экспедиции».

В докладе Калина 1979 года сообщено о психически больном мужчине, который произвёл самокастрацию. Студент через некоторое время после самокастрации пытался снизить активность своих надпочечников с введением бычьего сывороточного альбумина, лютеинизирующего гормона — рилизинг-гормона и адъюванта Фрейнда. При этом произошёл абсцесс в месте инъекции, пациент прибег к его самохирургии.

В 2000 году мексиканка Инес Рамирес была вынуждена прибегнуть к самостоятельной операции — кесареву сечению — из-за отсутствия поблизости медицинской помощи. Она выпила три маленьких стакана ликёра и, используя кухонный нож, с третьей попытки сделала разрез на животе, рассекла матку в продольном направлении и вытащила из неё мальчика. И мать, и ребёнок остались живы.

Хирург, который сам себя прооперировал

Сегодня хочу рассказать про уникальный медицинский случай, который в свое время прославил нашего земляка Леонида Рогозова на весь мир.

В 1961 году молодой врач, участвовавший в этот момент в 6-й Советской антарктической экспедиции, осуществил аппендектомию… самому себе. Из обстоятельств ясно, что дело было не в желании поставить необычный эксперимент, а в безвыходности ситуации.

Вообразите, что ощутил Леонид, когда, исходя из симптомов, проявившихся у него в тот день (у него поднялась температура, появились тошнота и боль в правой подвздошной области), он диагностировал у себя приступ острого аппендицита! Такое хирургическое состояние в большинстве случаев невозможно вылечить консервативно, а каждый час промедления утяжеляет состояние больного. В экспедиции же из медицинских работников был только сам Рогозов. Ни на одной из ближайших антарктических станций не было самолёта, да и плохие погодные условия всё равно не позволили бы выполнить полёт. Единственным выходом в сложившейся ситуации было делать операцию самому себе…

Операция проводилась ночью 30 апреля 1961 года. Молодому хирургу помогали метеоролог станции, подававший инструменты, и инженер-механик, державший у живота небольшое круглое зеркало и направлявший свет от настольной лампы. Начальник станции дежурил неподалеку на случай, если кому-то из ассистентов, не имевших никакого отношения к медицине, станет плохо. В лежачем положении, с полунаклоном на левый бок, Леонид произвёл местную анестезию раствором новокаина, после чего сделал при помощи скальпеля 12-сантиметровый разрез в правой подвздошной области.

Вот как сам Рогозов позже описал операцию в «Информационном бюллетене Советской антарктической экспедиции»:

Я не позволял себе думать ни о чем, кроме дела… В случае если бы я потерял сознание, Саша Артемьев сделал бы мне инъекцию — я дал ему шприц и показал, как это делается… Мои бедные ассистенты! В последнюю минуту я посмотрел на них: они стояли в белых халатах и сами были белее белого. Я тоже был испуган. Но затем я взял иглу с новокаином и сделал себе первую инъекцию. Каким-то образом я автоматически переключился в режим оперирования, и с этого момента я не замечал ничего иного.

Добраться до аппендикса было непросто, даже с помощью зеркала. Делать это приходилось в основном на ощупь. Внезапно в моей голове вспыхнуло: «Я наношу себе всё больше ран и не замечаю их…» Я становлюсь слабее и слабее, моё сердце начинает сбоить. Каждые четыре-пять минут я останавливаюсь отдохнуть на 20-25 секунд. Наконец, вот он, проклятый аппендикс!.. На самой тяжёлой стадии удаления аппендикса я пал духом: моё сердце замерло и заметно сбавило ход, а руки стали как резина. Что ж, подумал я, это кончится плохо. А ведь всё, что оставалось, — это собственно удалить аппендикс! Но затем я осознал, что вообще-то я уже спасён!

К полуночи операция, длившаяся 1 час 45 минут, была завершена. Через пять дней температура нормализовалась, ещё через два дня были сняты швы. Осложнений после операции не наблюдалось: молодой доктор выздоровел.

Вернувшись в октябре 1962 года из антарктической экспедиции в Ленинград, Рогозов завершил через год своё обучение в клинической ординатуре по хирурги. Всю жизнь проработал по специальности, закончив карьеру в должности заведующего отделением хирургии лимфоабдоминального туберкулёза Ленинградского (Санкт-Петербургского) НИИ фтизиопульмонологии.

Справедливости ради нужно отметить, что в мировой практике этот случай «самооперирования» не был уникальным.

К примеру, еще в начале XX века американский врач Эван О’Нейл Кейн также удалил у себя аппендикс самостоятельно, но с другой целью — он хотел доказать медицинскому сообществу преимущества местной анестезии перед анестезией общей.

Естественно, что в момент операции его окружали врачи, готовые в любой момент взять инициативу в свои руки.

Доктор Джерри Нильсен в марте 1999 года, так же, как и Рогозов, находясь на полярной станции, была вынуждена взять у самой себя биопсию новообразования правой молочной железы. Но и в этом случае она не осталась без поддержки коллег: они консультировали ее посредством видеосвязи через интернет. Своевременное вмешательство позволило доктору Нильсен также самостоятельно пройти курс химиотерапии и вылечить рак, не возвращаясь на «большую землю» (злокачественность клеток была доказана благодаря данным биопсии).

Существуют описания и о средневековых врачах, которые спасали свою жизнь, проводя рискованные операции на самих себе, однако причиной их желания «лечь под собственный нож» в большинстве случаев был анатомический интерес, а не безысходность.

Приятно осознавать, что Леонид Рогозов, представитель отечественного медицинского сообщества, по сей день остается примером не только для русских, но и для зарубежных коллег (в 2009 г. его статья «Операция на себе» была переведена на английский и опубликована на престижном портале bmj.com, который читают врачи всего мира).

Ольга Дарсавелидзе

Советский хирург Леонид Рогозов сам себе сделал аппендэктомию

29 Апреля 2020 г. 00:00

Леонид Рогозов.

Фото: wordpress.com

Родился Леонид Иванович Рогозов в 1934 г. в  Борзинском районе Читинской области. Отец его погиб на фронте, сам Леонид после окончания школы и службы в армии поступил учиться в Ленинградский педиатрический медицинский институт.

В ноябре 1960-го г. Л. Рогозов стал членом 6-й Советской Антарктической экспедиции, в Антарктиду группа прибыла в декабре. Советская антарктическая станция Новолазаревская была основана 18 февраля 1961 г. 29 апреля 1961 г. врач обнаружил у себя тревожные симптомы: слабость, тошноту, повышенную температуру тела и боли в правой подвздошной области. Будучи единственным врачом в экспедиции, состоявшей из 13 человек, Л. Рогозов сам поставил себе диагноз: острый аппендицит. Консервативная тактика лечения (покой, голод, местный холод и антибиотики) успеха не имела. 

На следующий день температура поднялась ещё выше. Ни на одной из ближайших антарктических станций не было самолёта, кроме того, плохие погодные условия всё равно не позволили бы выполнить полёт на станцию, находящуюся в 80 км от берега. Чтобы спасти жизнь заболевшего полярника, необходима была срочная операция на месте. И единственным выходом в сложившейся ситуации было делать операцию самому себе.

Выполнять операцию Рогозов начал ночью 29 апреля 1961 г. В лежачем положении, с наклоном на левый бок, врач произвел местную анестезию раствором новокаина, после чего сделал при помощи скальпеля разрез в правой подвздошной области. Смотря в зеркало и на ощупь (без перчаток), он удалил воспалённый аппендикс и ввёл антибиотик в брюшную полость. Приходилось делать короткие паузы для отдыха из-за общей слабости и головокружения. Тем не менее, к полуночи операция, длившаяся 1 час 45 минут, была завершена. Через пять дней температура нормализовалась, ещё через два дня были сняты швы.

Вернувшись в октябре 1962 г. из антарктической экспедиции в Ленинград, Л. Рогозов завершил через год свое обучение в клинической ординатуре по хирургии в октябре 1963 г. В том же году поступил в аспирантуру. Результатом трёхлетней подготовки стала защита в сентябре 1966 г. кандидатской диссертации «О резекции нижней трети пищевода по поводу рака».

В петербургском музее Арктики и Антарктики имеется экспозиция, представляющая хирургические инструменты, которыми Леонид Рогозов выполнил эту операцию.

Источник: http://www.people.su/93883.

как российский врач прооперировал сам себя

Обычно, когда исследователи отправляются в далекие путешествия, с ними рядом находится врач, чтобы при необходимости оказать помощь. Так, у одного из участников антарктической экспедиции 1961 года вдруг заболел живот с правой стороны, поднялась температура и появилась рвота. Сомнений не было, это аппендицит. Но по иронии судьбы больным оказался именно врач-хирург, который обычно следил за здоровьем своих подопечных. Он нашел единственный выход из сложившейся ситуации — прооперировал сам себя.

Вечером 29 апреля врач-хирург Леонид Иванович Рогозов, пребывавший в антарктической экспедиции, обнаружил у себя все признаки аппендицита. Он попытался убрать болевые симптомы путем покоя, антибиотиков, прикладывания холода, но ничего не помогало. Разыгравшаяся непогода сделала невозможной его транспортировку к нужной станции «Новолазаревская». Без долгих колебаний Леонид принял волевое решение: оперировать самого себя.

Его ассистентами стали метеоролог, механик и начальник станции, которые не имели никакого понятия об операциях. Леонид Рогозов быстро провел инструктаж каждого из них и даже пытался приободрить товарищей, у которых от ужаса округлились глаза.

Леонид Рогозов после операции на станции «Новолазаревская» с другом Юрием Верещагиным.

Операцию хирург выполнял без перчаток. Приходилось все делать на ощупь, т.к. в зеркале, которое держал механик, все отражалось наоборот. Операция длилась 1 час и 45 минут. Уже через полчаса после ее начала врач стал отдыхать каждые 4–5 минут. Леонид запрещал себе думать о том, что будет, если он не справится, и продолжал работать.

Снимки Леонида Рогозова в СССР после возвращения из экспедиции.

Хирург выполнил все четко: вырезал аппендикс, вколол антибиотик и зашил разрез. Несколько дней спустя температура опустилась, молодой врач почувствовал себя лучше и снял швы. Этот случай стал единственным в медицинской практике, когда человек сам себе вырезал аппендикс.

Вырезка из газеты о подвиге Рогозова.

Смотрите также: Будни работников скорой помощи: на смену как на войну

А вы знали, что у нас есть Instagram и Telegram?

Подписывайтесь, если вы ценитель красивых фото и интересных историй!

Антарктида, 1961: советский хирург должен удалить свое собственное приложение

Если вы думаете, что Хаус и парень, которого Джеймс Франко играл в 127 часах , жесткие, вы не слышали о Леониде Рогозове.

В 1961 году Рогозов находился на недавно построенной российской базе в Антарктиде. К марту того же года 12 человек внутри были отрезаны от внешнего мира полярной зимой. В апреле 27-летний Рогозов почувствовал себя очень плохо. Его симптомы были классическими: у него острый аппендицит.«Он знал, что для того, чтобы выжить, ему придется перенести операцию», — сообщает British Medical Journal . «Но он находился в пограничных условиях недавно основанной антарктической колонии на пороге полярной ночи. Транспортировка была невозможна. Из-за снежных бурь не могло быть и речи о полетах. И была еще одна проблема: он был единственным врачом. на базе «.

Не было сомнений, что ему придется оперировать. Боль была невыносимой, и он знал, что ему становится хуже.Он записал свои мысли в свой дневник:

Прошлой ночью я совсем не спал. Больно как дьявол! Метель пронизывает мою душу, рыдая, как сотня шакалов. По-прежнему нет явных симптомов того, что перфорация неизбежна, но меня нависает гнетущее чувство дурного предчувствия … Вот оно … Мне нужно продумать единственно возможный выход: оперировать себя … Это практически невозможно .. Но я не могу просто сложить руки и сдаться.

Действуя в основном наощупь, Рогозов работал час и 45 минут, разрезал себя и удалил аппендикс.Мужчины, которых он выбрал в качестве помощников, наблюдали, как «спокойный и сосредоточенный» доктор завершил операцию, отдыхая каждые пять минут в течение нескольких секунд, борясь с головокружением и слабостью. Вспомнил операцию в дневнике:

.

Я работал без перчаток. Было трудно увидеть. Зеркало помогает, но и мешает — в конце концов, оно показывает вещи задом наперед. Работаю в основном на ощупь. Кровотечение довольно сильное, но я не тороплюсь — стараюсь уверенно работать. Открыв брюшину, повредила слепую кишку, пришлось ее зашить.Вдруг у меня в голове промелькнуло: здесь травм больше, и я их не заметил … Я все слабее и слабее, голова начинает кружиться. Каждые 4-5 минут отдыхаю 20-25 секунд. Вот и он, проклятый придаток! С ужасом замечаю темное пятно у его основания. Это означает, что всего на день больше, и он лопнет и …

В самый неподходящий момент удаления аппендикса я отметил: у меня сердце схватилось и заметно замедлилось; мои руки были похожи на резину. Что ж, подумал я, это плохо кончится.И все, что осталось, это удаление аппендикса … А потом я понял, что в основном меня уже спасли.

Две недели спустя он вернулся к обычным обязанностям. Он умер в возрасте 66 лет в Санкт-Петербурге в 2000 году.

Просто небольшое напоминание о том, что люди могут совершать довольно удивительные физические подвиги, когда их жизнь висит на волоске.

Обновление 16:25: В статье изначально неверно указан возраст Рогозова на момент его смерти.

Изображение: BMJ.Через BMJ и Риган Форрест.

Хирург, который удалил себе аппендикс

15 февраля 1921 года доктор Эван О’Нил Кейн решил проверить теорию. В то время люди с сердечными заболеваниями и другими серьезными недугами не могли проходить самые простые операции, потому что общая анестезия считалась слишком опасной. Вместо того, чтобы вырубить этих пациентов, Кейн подумал, можно ли просто дать им местный анестетик.

Был только один способ быть уверенным: Кейн решил сделать себе аппендэктомию.

Как главный хирург в больнице Кейн Саммит в Пенсильвании, Кейн, вероятно, мог бы проводить процедуру с завязанными глазами. 60-летний врач провел более 4000 аппендэктомий за свою 37-летнюю медицинскую карьеру. (Кроме того, время было правильным: у него был хронический аппендицит, и орган все равно нужно было удалить.)

Для своего эксперимента Кейн решил обезболить эту область новокаином. «Сидя на операционном столе, опираясь на подушки, и медсестра выставила ему голову вперед, чтобы он мог видеть, он спокойно разрезал себе живот, тщательно рассекая ткани и закрывая кровеносные сосуды, пока он продвигался внутрь», Об этом сообщает New York Times . «Обнаружив аппендикс, он поднял его, отрезал [его] и загнул культю». Закончив с грязной работой, он позволил своим помощникам перевязать рану.

Когда через несколько часов к нему пришел репортер, Кейн заявил, что «чувствует себя хорошо» [PDF].

В целом он остался доволен процедурой. «Теперь я точно знаю, что чувствует пациент, когда его оперируют с помощью местного лечения, и это был один из объектов, которые я имел в виду, когда решил провести операцию самостоятельно», — позже объяснил Кейн The New York Times [PDF ].«Теперь я полностью понимаю, как использовать анестезию с наибольшей пользой при удалении аппендикса у человека, у которого есть сердце или другие проблемы, которые не позволяют использовать полную анестезию».

Вряд ли это было началом или концом карьеры Кейна в качестве хирурга. Двумя годами ранее ему ампутировали собственный инфицированный палец. А через 10 лет после самоаппендэктомии, когда ему было 70, Кейн спокойно прооперировал собственную грыжу, шутя с медсестрами на протяжении всей 50-минутной операции.Тридцать шесть часов спустя он вернулся в операционную, на этот раз подлечивая других людей.

Кейн не был последним доктором, который выкапывал собственный аппендикс. В 1961 году Леонид Рогозов, единственный врач на Антарктической исследовательской станции Советского Союза, провел экстренную самоаппендэктомию с метеорологом и механиком станции в качестве его помощников [PDF]. Совсем недавно бейрутский хирург доктор Ира Кан якобы удалил этот орган сам в 1986 году. Однако, в отличие от Кейна, Кан не ложился под нож ради медицинского эксперимента: застрял в пробке и не смог добраться до него. в больнице неотложной хирургии, он выполнил процедуру, не выходя из машины.

Человек, который вырезал себе аппендикс

Во время экспедиции в Антарктику тяжело заболел российский хирург Леонид Рогозов. Ему нужна была операция — и, как единственный врач в команде, он понимал, что придется делать ее самому.

С наступлением полярной зимы 27-летний Леонид Рогозов почувствовал усталость, слабость и тошноту. Позже в правой части живота появилась сильная боль.

Следите за последними новостями на канале новостей Google в газете Daily Star.

«Как хирург, он без труда диагностировал острый аппендицит», — говорит его сын Владислав. «Это было состояние, которое он оперировал много раз, и в цивилизованном мире это обычная операция. Но, к сожалению, он не оказался в цивилизованном мире — вместо этого он был посреди полярной пустоши».

Рогозов был участником шестой советской антарктической экспедиции — команда из 12 человек была отправлена ​​на строительство новой базы в оазисе Ширмахера.

Станция Новолазаревская была пущена в эксплуатацию к середине февраля 1961 года, и после завершения своей миссии группа обосновалась, чтобы пережить враждебные зимние месяцы.

Но к концу апреля жизнь Рогозова оказалась в опасности, и надежды на помощь извне у него не было. Путешествие по морю из России в Антарктику заняло 36 дней, и корабль вернется только через год. Летать было невозможно из-за снега и метели.

«Он оказался в очень сложной ситуации жизни и смерти», — говорит Владислав.«Он не мог ждать помощи или попытаться оперировать себя».

Это был нелегкий выбор. Рогозов знал, что его аппендикс может лопнуть, и если это произойдет, это почти наверняка его убьет — и пока он обдумывал варианты, его симптомы ухудшались.

«Ему пришлось вскрыть брюшную полость, чтобы вынуть кишечник», — говорит Владислав. «Он не знал, возможно ли это по-человечески».

Кроме того, это была холодная война, в которой Восток и Запад соревновались в ядерных, космических и полярных расах, вес которых лежал как на странах, так и на отдельных людях.

Командующий базой Новолазаревская должен был получить благословение Москвы, чтобы операция продолжилась. «Если бы мой отец потерпел неудачу и умер, это определенно поставило бы в каску негативную огласку советской антарктической программы», — говорит Владислав.

Рогозов принял решение — лучше сделать ауто-аппендэктомию, чем умереть, ничего не делая.

«Я совсем не спал прошлой ночью. Болит, как черт! Снежная буря пронизывает мою душу, вопя, как 100 шакалов», — написал он в дневнике.

«По-прежнему нет явных симптомов, указывающих на то, что перфорация неизбежна, но гнетущее предчувствие нависло надо мной… Вот оно… Мне нужно продумать единственный выход — прооперировать себя… Это почти невозможно… но я не могу просто скрести руки и сдавайся «.

Рогозов разработал подробный план того, как будет разворачиваться операция, и назначил своим коллегам конкретные роли и задачи.

Он назначил двух главных помощников, чтобы они вручили ему инструменты, установили лампу и держали зеркало — он планировал использовать отражение, чтобы увидеть, что он делает.Директор станции тоже был в комнате, на случай, если кто-то другой упадет в обморок.

«Он был настолько систематичен, что даже проинструктировал их, что делать, если он терял сознание — как вводить ему адреналин и проводить искусственную вентиляцию легких», — говорит Владислав. «Я не думаю, что его подготовка могла быть лучше».

Об общем наркозе не могло быть и речи. Ему удалось ввести местный анестетик на брюшную стенку, но после того, как он прорезал, удаление аппендикса пришлось бы делать без дальнейшего обезболивания, чтобы голова оставалась как можно более чистой.

«Бедные мои помощники! В последнюю минуту я взглянул на них. Они стояли в своих хирургических белых халатах, сами белее белого», — писал позже Рогозов. «Мне тоже было страшно. Но когда я взял иглу с новокаином и сделал себе первую инъекцию, я каким-то образом автоматически переключился в рабочий режим и с этого момента больше ничего не заметил».

Рогозов намеревался использовать зеркало, чтобы помочь ему в работе, но он обнаружил, что его перевернутый вид слишком сильно мешает, поэтому в конечном итоге он работал на ощупь, без перчаток.

Достигнув последней и самой сложной части операции, он почти потерял сознание. Он начал бояться, что проиграет последнее препятствие.

«Кровотечение довольно сильное, но я не тороплюсь … Открыв брюшину, я повредил слепую кишку, пришлось ее зашить», — написал Рогозов. «Я становлюсь все слабее и слабее, голова начинает кружиться. Каждые четыре-пять минут я отдыхаю 20-25 секунд.

«Вот оно, проклятый отросток! С ужасом замечаю темное пятно у его основания.Значит, еще день, и он бы лопнул … Мое сердце сжалось и заметно замедлилось, руки казались резиновыми. Что ж, подумал я, это плохо кончится, и все, что осталось, — это удалить аппендикс ».

Но он не подвел. Спустя почти два часа он закончил операцию до последнего шва.

Затем, прежде чем позволить себе отдохнуть, он проинструктировал своих помощников, как мыть хирургические инструменты, и только когда в комнате было чисто и аккуратно, Рогозов принял антибиотики и снотворные.

Это было ошеломляющее достижение. «Самое главное, что он почувствовал облегчение, потому что у него появился еще один шанс жить», — говорит Владислав.

Рогозов вернулся к своим обычным обязанностям всего через две недели.

«Я был студентом-медиком в начале 60-х и помню, как меня учили, что делать, если мы оказались в Антарктике с аппендицитом. Нам сказали сидеть прямо, подтянув колени к груди. Затем, если аппендикс действительно лопнул, в этом положении у нас больше шансов стекать гной в нижнюю часть таза и образовывать абсцесс, а не заразить брюшину — мембрану, покрывающую внутреннюю часть живота.Перитонит может вас убить. Нам не посоветовали тянуться к скальпелю ».

Доктор Дункан Джи

В этой необычной истории должен был быть еще один поворот. Период исключительно плохой погоды и толстого морского льда означал, что корабль, который должен был забрать их в апреле 1962 года, не смог подобраться достаточно близко, и команда думала, что им придется провести еще один год в Антарктиде.

Как хирург, Рогозов беспокоился о потере связи с миром медицины, а на личном уровне он оказался в ловушке того места, где он пережил самый ужасный опыт в своей жизни.

В своем дневнике он писал: «Все чаще и чаще меня накатывают волны унылой домашней болезни и ненависти к этой проклятой Антарктиде. Как странно, что я когда-либо соглашался отправиться в эту экспедицию. Вся экзотика Антарктиды была исчерпана в пределах одного месяц, а взамен я теряю два года своей жизни. Моя клиника, которую я люблю больше любого мирского удовольствия, кажется так же далекой отсюда, как Марс ».

К облегчению всей команды, они были в конечном итоге переброшены по воздуху, хотя и немного позже, чем планировалось.

«Их пришлось эвакуировать одномоторными самолетами», — говорит Владислав. «Очень драматично, что один из самолетов чуть не упал в море».

Рогозов вернулся домой национальным героем. Его невероятная история выживания была мощным инструментом советской пропагандистской машины. Всего за 18 дней до операции россиянин Юрий Гагарин стал первым человеком, побывавшим в космосе, и между этими двумя людьми было проведено сравнение.

«Это была сильная параллель, потому что они оба были одного возраста, 27, они оба происходили из рабочего класса, и они оба достигли чего-то, чего раньше не было в истории человечества.Они были прототипами идеального национального супергероя, — говорит Владислав.

Рогозов награжден орденом Трудового Красного Знамени за заслуги перед Советским государством и обществом. Его храбрость стала символом для всего остального мира: «Посмотрите на это поколение молодых людей, рожденных нашей системой — молодых, красивых, улыбчивых, хороших парней», — говорит Владислав. «Но в то же время сделана из стали и решимости железа».

Рогозов, однако, избегал огласки.На следующий день после возвращения домой он вернулся в свою больницу и возобновил свою карьеру.

Аппендэктомия теперь обязательна для исследователей Антарктики из нескольких стран, таких как Австралия. И некоторые представители медицинской профессии предложили провести эту процедуру всем будущим астронавтам, покидающим Землю, чтобы сформировать колонию на Марсе или Луне.

Оглядываясь на наследие своего отца, Владислав считает, что оно вдохновляет. «Если вы окажетесь в, казалось бы, безвыходной ситуации, когда все шансы против вас.Даже если вы находитесь в самой враждебной среде, не сдавайтесь. Верьте в себя и боритесь, боритесь за жизнь ».

Chilling: История хирурга, который вырезал собственный аппендикс

Во время экспедиции в Антарктику русский хирург Леонид Рогозов сделал то, чего никогда раньше не делал в истории, — вырезал собственный аппендикс.

Команда из 12 человек была отправлена ​​на строительство новой базы в оазисе Ширмахера в рамках шестой советской антарктической экспедиции.Выполнив свою миссию, команда устроилась к зимним месяцам, когда Рогозов тяжело заболел. Будучи хирургом, он диагностировал себе острый аппендицит. Но, будучи единственным хирургом в команде, ему ничем не помогли.

«Прошлой ночью я совсем не спал. Больно как дьявол! Снежная буря пронзила мою душу, завывая, как 100 шакалов », — написал он в своем дневнике.

Взвесив все шансы на невозможность помощи в холодной Антарктике и готовность лопнуть аппендикс, он принял решение сделать ауто-аппендэктомию, а не умереть, ничего не делая.Он даже не знал, что это возможно по-человечески.

«По-прежнему нет явных симптомов того, что перфорация неизбежна, но меня охватывает гнетущее предчувствие дурного предчувствия… Вот оно… Мне нужно продумать единственный выход — оперировать себя… Это почти невозможно… но я могу просто сложить руки и сдаться ».

Урок, который необходимо усвоить: эффективное планирование, когда ресурсов меньше

Рогозов был систематическим и делал все, что мог;

• Он разработал подробный план операции и назначил своим коллегам конкретные роли и задачи.
• Он назначил двух главных помощников, чтобы они вручили ему инструменты, установили лампу и держали зеркало — он планировал использовать отражение, чтобы увидеть, что он делает.
• Директор станции также находился в комнате на случай, если кто-то другой потеряет сознание.
• Он также проинструктировал их, как вводить ему адреналин и выполнять искусственную вентиляцию легких в случае, если он терял сознание.

Рогозов написал после операции,

«Мои бедные помощники! В последнюю минуту я посмотрел на них.Они стояли там в своих хирургических белых халатах, которые сами были белее белого. Мне тоже было страшно. Но когда я взял иглу с новокаином и сделал себе первую инъекцию, я каким-то образом автоматически переключился в рабочий режим и с этого момента больше ничего не заметил ».

Он ввел местную анестезию на брюшную стенку, но после того, как он прорезал отверстие, пришлось удалить аппендикс без дальнейшего обезболивания, чтобы голова оставалась как можно более чистой.Зеркало было бесполезно, так как его перевернутое изображение было слишком большим препятствием, поэтому в итоге он работал на ощупь, без перчаток. Достигнув последней и самой сложной части операции, он почти потерял сознание и начал бояться, что потерпит неудачу.

«Я становлюсь все слабее и слабее, голова начинает кружиться. Каждые четыре-пять минут я отдыхаю 20-25 секунд. ”

«Наконец-то он — проклятый придаток! С ужасом замечаю темное пятно у его основания.Значит, еще день, и он бы лопнул … Мое сердце сжалось и заметно замедлилось, руки казались резиновыми. Что ж, подумал я, это плохо кончится, и все, что осталось, — это удалить аппендикс ».

Но ему это удалось. Спустя почти два часа он закончил операцию до последнего шва. Затем он проинструктировал своих помощников, как мыть хирургические инструменты, и только когда в комнате стало чисто и аккуратно, Рогозов принял антибиотики и снотворные.

Рогозов вернулся к своим обычным обязанностям всего через две недели.

Рогозов награжден орденом Трудового Красного Знамени за заслуги перед Советским государством и обществом. Его храбрость считалась символом остального мира. Но он избегал огласки, вернулся в свою больницу и возобновил свою карьеру на следующий же день, вернувшись домой.

Сын Леонида Рогозова Владислав Рогозов считает наследие своего отца источником вдохновения.Он говорит,

«Если вы оказались в, казалось бы, безвыходной ситуации, когда все шансы против вас. Даже если вы находитесь в самой враждебной среде, не сдавайтесь. Верьте в себя и сражайтесь, боритесь за жизнь ».

История была опубликована как отчет о болезни в BMJ; Его сын Владислав Рогозов недавно поговорил со свидетелем BBC и поделился своим опытом.

Фото: Леонид Рогозов во время операции. Фото: Владислав Рогозов

Дипу Себин

Генеральный директор, соучредитель DailyRounds — крупнейшей академической сети для врачей! Внутренняя медицина MD.Свяжитесь с [email protected].

Больше сообщений

Следуй за мной:

Просмотры сообщений: 1,610

Аутоаппендэктомия в Антарктике: история болезни

1. Владислав Рогозов, консультант-анестезиолог12,
2. Нил Бермел, профессор русских и славянских исследований3

1. ¹ Отделение анестезиологии Шеффилд 10, Шеффилд
2. ² Отделение анестезиологии и реанимации, Кардиологический центр, Институт клинической и экспериментальной медицины, Прага, 140 21, Чешская Республика
3. ³ Отделение русских и славянских исследований, Университет Шеффилда, Шеффилд S37RA

1. Для корреспонденции: Рогозов В.rogozov {at} sheffield.ac.uk

Самостоятельная операция российского хирурга Леонида Рогозова, проведенная без участия других медицинских работников, была свидетельством решимости и воли к жизни

«Работа, как и любая другая, жизнь как и любой другой »

—Леонид Рогозов

Корабль Обь с шестой советской антарктической экспедицией на борту вышел из Ленинграда 5 ноября 1960 года. После 36 дней в море он вылил часть экспедиции на шельфовый ледник. на Побережье принцессы Астрид.Их задачей было построить новую антарктическую полярную базу в оазисе Ширмахера и провести там зиму. Через девять недель, 18 февраля 1961 года, была открыта новая база под названием Новолазаревская.

Они закончили как раз вовремя. Полярная зима уже приближалась, принося месяцы темноты, метелей и сильных морозов. Море замерзло. Корабль отплыл и не вернется в течение года. Контакт с внешним миром был невозможен. Всю долгую зиму 12 жительниц Новолазаревской могли рассчитывать только на себя.

Одним из участников экспедиции был 27-летний ленинградский хирург Леонид Иванович Рогозов. Он прервал многообещающую научную карьеру и отправился в экспедицию незадолго до того, как должен был защитить диссертацию о новых методах лечения рака пищевода. В Антарктике он был в первую очередь врачом группы, хотя он также работал метеорологом и водителем их вездехода.

29 апреля 1961 г.

Через несколько недель Рогозов заболел.Он заметил симптомы слабости, недомогания, тошноты, а позже и боли в верхней части живота, которая сместилась в правый нижний квадрант. Температура его тела поднялась до 37,5 ° C.1 2 Рогозов записал в дневнике:

«Кажется, у меня аппендицит. Я молчу об этом, даже улыбаюсь. Зачем пугать моих друзей? Кто мог быть…

613: Хорошо, я сделаю это

Ира Гласс

Акт 1, «Линия на песке». После того, как он закончил колледж, Франсиско Канту решил, что хочет стать агентом пограничного патруля, чего его семья совершенно не понимала.Но у него были свои причины для того, чтобы действовать. И он работал четыре года и в конце концов написал о своем опыте.

И его рассказ был интересен мне и некоторым из нас здесь, на радио-шоу, потому что он ведет вас внутрь таким образом, который, кажется, не соответствует обычным способам, которые люди говорят о границе. Это как бы обходит всю обычную политику границы. Он просто все документирует. Во многом это просто случайные вещи, которые он видел во время патрулирования границы и во время тренировок.Вот и он.

Франсиско Канту

Роблес приказал нам перейти из циновки в прядильную, и каждый занял свое место на велотренажере. В передней части комнаты Роблес забрался на машину, которая стояла перед нами, и крикнул, чтобы мы начали крутить педали. — Ни в коем случае нельзя переставать двигаться, — кричал он.

Когда я скажу встать, поднимите свою задницу с сиденья и держите ее в воздухе, пока я не скажу вам сесть. Он кивнул на крупного мужчину в первом ряду по имени Хэнсон.Это ясно, мистер Хэнсон? — Да, сэр, — крикнул Хэнсон, уже запыхавшись.

Шли минуты, и Роблес заставлял нас работать усерднее. Сядьте, крикнул он, пошевелите ногами, встаньте. Он объявил, что ваше тело — это инструмент, самый важный из тех, что у вас есть. Дубинка — ничто, электрошокер — ничто. Даже ваш пистолет ничего не стоит, если вы отказываетесь от своего тела, когда оно устает. Если вы не можете держаться вместе, когда каждый мускул кричит, чтобы вы бросили.

В пограничном патруле, продолжил Роблес, вас будут проверять, я вам это обещаю.В свое время я лишил жизни и спас ее. Когда я был новичком в этой области, как и все вы, мы с моими подмастерьями перепрыгнули группу сальвадорцев на салатные поля недалеко от Юмы.

Человек убежал от нас, и я гнался за ним, пока не подумал, что ноги у меня сломаются. Я споткнулся и споткнулся о земляные насыпи и ряды салата, но продолжал преследовать его, пока мы не подошли к краю канала и мужчина не повернулся ко мне лицом. Он напал на меня прежде, чем я успел среагировать, и мы ушли в бой.

89″> Если бы я сдалась, может быть, этот человек убил бы меня, но я этого не сделал. Я цеплялся за него в грязи, пока не столкнул его с края канала в воду. Мужчина не умел плавать. Никто из них не может. Итак, час спустя я и мой подмастерье выловили его труп из воды по буйковой линии.

Глаза Роблеса, казалось, оторвались от окружающего, как будто его взгляд был обращен внутрь. Через год, продолжил он, я гнался за другим мужчиной на берег реки Колорадо.Он выбежал в воду и был унесен течением, как будто это было ничто. И я скажу вам, что я сделал.

Я боролся, чтобы удержать его на плаву, даже когда я набирал ртом воду, хотя я не помню, чтобы когда-либо был более уставшим. Я спасаю этому человеку жизнь. И все же нет ни одного дня, когда я не думаю о том, что снял до этого.

Когда Роблес замолчал, мы стояли в поту над велосипедами, наши ноги слабо крутили педали. В первом ряду я увидел, как голова Хэнсона упала, его задница упала на сиденье.Роблес бросил взгляд из середины комнаты и повернул голову к Хэнсону. «Возвращайся туда, — проревел он. Не сдавайтесь, мистер Хэнсон. Не сдавайся.

Когда звук нашего затрудненного дыхания снова разнесся по комнате, я на мгновение подумал о человеке из Сальвадора, и мне стало интересно, как известие о его смерти могло добраться до его семьи. Я смотрел, как Роблес стоял над своим велосипедом в передней части комнаты, с него капал пот. Я задавался вопросом, думал ли он о своем теле как о средстве разрушения или как о теле для обеспечения безопасности людей.Я задавался вопросом о своем теле, о том, каким инструментом оно становится.

Моя мама прилетела из Аризоны, чтобы увидеть меня на Рождество. Она забрала меня из Академии в канун Рождества, и мы поехали в Вечнозеленые горы на юге Нью-Мексико. Мы ночевали в хижине и засиживались допоздна, смеясь, пока разговор, наконец, не перешел в обсуждение моей предстоящей работы.

Послушайте, сказала мама, я большую часть своей карьеры проработала смотрителем парка, поэтому я не имею ничего против того, чтобы вы работали на правительство.Но разве вы не думаете, что получить диплом только для того, чтобы стать пограничным полицейским, ниже вас? Я не очень понимаю, что вы хотите от этой работы.

Я глубоко вздохнул. Послушайте, я сказал ей, что четыре года проучился в колледже, изучая границу. Я устал читать об этом. Я хочу быть на земле, в поле. Я хочу видеть реалии границы изо дня в день. Я не вижу лучшего способа по-настоящему понять это место.

Моя мать уставилась на меня. Ты не в своем уме? Она спросила.Есть 100 других способов узнать место. Вы выросли недалеко от границы. Ради всего святого, это у нас в крови. Ваши прабабушка и дедушка привезли моего отца через границу из Мексики, когда он был еще маленьким мальчиком. Я сохранил свою девичью фамилию и передал ее вам, чтобы вы всегда носили это наследие.

Я понизил голос. Я благодарен за все это, сказал я ей, но иметь имя — это не то же самое, что понимать место. Помнишь, я спросила маму, как ты присоединилась к парковой службе, потому что хотела гулять на природе? Потому что вы чувствовали, что можете понять себя в диких местах?

Ничего особенного, сказал я.Здесь есть что-то, от чего я не могу отвести взгляд. Может быть, это пустыня, может быть, это близость жизни и смерти, может быть, это напряжение между двумя культурами, которые мы несем. Что бы это ни было, я никогда не пойму этого, пока не буду близок к этому.

Моя мама покачала головой. Есть способы научиться этим вещам, которые не подвергают вас риску. Вы говорите так, будто будете общаться с природой и задушевно разговаривать весь день. Пограничный патруль — это не служба парков. Это военизированная полиция.

Послушайте, я сказал, я знаю, что вы не хотите, чтобы ваш единственный сын превратился в бессердечного полицейского. Я знаю, ты боишься, что эта работа превратит меня в человека жестокого и бессердечного. Но это не я. И это не те люди, которых я вижу в Академии. Почти половина моих одноклассников — латиноамериканцы. Некоторые из них выросли прямо на границе.

Я говорю на обоих языках. Я знаю обе культуры. Я жил в Мексике и много путешествовал по ней. Я помогу людям. Я объяснил маме, что хорошие люди всегда будут переходить границу, и независимо от того, был я в пограничном патруле или нет, агенты все равно будут их арестовывать.По крайней мере, если я их задерживаю, я могу предложить им небольшое утешение, разговаривая с ними на их родном языке, разговаривая с ними, зная их дом.

Хорошо, сказала мама. Отлично. Но вы должны понимать, что вы входите в систему, не обращая внимания на людей. На несколько мгновений между нами повисла тишина. Я сказал, что не стану кем-то другим.

После окончания Академии нас направили на наши соответствующие полевые станции. Наш первый наркотический груз мы поймали только через два дня после дежурства.- Должно быть, они видели, как мы пересекаем пустыню, — сказал Коул, наш начальник. Мы разошлись веером, чтобы прочесать склоны холмов, и через 10 минут мы нашли два рюкзака, заполненных едой и одеждой, и четыре дополнительных узла, завернутых в мешки с сахаром, окрашенные в черный цвет.

Это должно быть около 50 фунтов каждая, сказал Коул. Он пнул один из свертков ногой. 250 фунтов дурмана. Неплохо для вашего второго дня в поле. Я спросил Коула, следует ли нам идти по их следу в перевал, если мы должны попытаться выследить туристов.

Черт, нет, сказал он. Вы не хотите приносить какие-либо тела со своим наркотиком, если можете. Подозреваемые означают, что у вас на руках дело о контрабанде, а это чертовски много документов. Нам придется остаться и работать в две смены, чтобы все это записать.

Он улыбнулся. А вот брошенные грузы — это просто. Вот увидишь.

Коул велел нам сбросить рюкзаки, и я наблюдал, как несколько моих одноклассников рвали и рвали одежду, разбрасывая ее среди переплетенных ветвей мескита и пало-верде.В одном из рюкзаков я нашел ламинированную молитвенную карточку с изображением святого Иуды, язык пламени, парящий над его головой. Моралес нашел пачку сигарет и сел курить на камне, в то время как другие громко смеялись, наступая на кучу еды. Рядом Харт хихикал и кричал нам, мочившись на груду разграбленных вещей. Пока мы возвращались с узлами обратно к машинам, февральское солнце село низко в небе, озаряя пустыню теплым светом.

После захода солнца Коул отправил Моралеса на холм возле шоссе с камерой тепловой разведки.- Позволь мне одолжить твою шапочку, вато, — сказал он мне. На улице холодно. Я передал его ему и остался в машине с остальными.

Час спустя Моралес заметил группу из 10 человек к востоку от пятой мили. Мы выскочили из машины и пошли пешком, пока он вел нас по радио. Но к тому времени, как мы приехали, группа уже разошлась. Мы нашли их одного за другим, забившись в кусты и свернувшись клубочком вокруг стволов мескитовых деревьев и кактусов чолла. Ни один из них не сбежал.

Мы заставили их снять шнурки, чтобы они не могли убежать от нас, и перебирали их рюкзаки, проверяя наличие оружия и выбрасывая еду. Мы повели всех 10 человек гуськом обратно на дорогу. Какое-то время я шел рядом с пожилым человеком, который сказал мне, что все они из Мичоакана. — Там красиво, — сказал я. Да, ответил он, но работы нет.

Вы были в Мичоакане? Он спросил. Я сказал ему, что имел. «Значит, вы, должно быть, видели, что значит жить в Мексике», — сказал он. А теперь вы видите, каково нам на границе.

Мы молча шли рядом друг с другом, и через несколько минут он глубоко вздохнул. «Hay mucha desesperación», — сказал он мне почти шепотом.Я попытался взглянуть на его лицо, но оно было слишком темным.

На вокзале я оформил мужчину на депортацию. После того, как я сняла его отпечатки пальцев, он спросил меня, есть ли для него какая-нибудь работа. — Вы не понимаете, — сказал я.

Тебе просто нужно подождать здесь, пока не приедет автобус. Они отвезут вас в штаб, а затем на границу. Вы очень скоро вернетесь в Мексику.

Я понимаю, — заверил он меня. Я просто хочу знать, могу ли я чем-нибудь помочь, пока жду.Я могу вынести мусор или вычистить клетки.

Я хочу показать вам, что я здесь, чтобы работать, что я неплохой человек. Я здесь не для того, чтобы привозить наркотики. Я здесь не для того, чтобы делать что-то незаконное. Я хочу работать.

Бывают дни, когда я чувствую, что становлюсь лучше в своем деле. И затем мне интересно, что значит быть хорошим в этом? Иногда мне интересно, как я могу объяснить определенные вещи, смысл того, что мы делаем, когда они убегают от нас, рассыпаются в кусты, оставляя после себя кувшины с водой и рюкзаки, полные еды и одежды.Как объяснить, что мы делаем, когда обнаруживаем их места хранения, заполненные водой и припрятанными пайками.

Конечно, то, что вы делаете, зависит от того, с кем вы находитесь. Это зависит от того, какой вы агент, каким агентом вы хотите стать. Но это правда, что мы разрезаем их бутылки и сливаем их воду в сухую землю. Что мы сбрасываем их рюкзаки и складываем их еду и одежду, чтобы их раздавили и рассердили, перешагнули, разбросали по полу пустыни и подожгли.

Послушайте, это ужасно звучит, а может, и так.Но идея состоит в том, что когда они выйдут из своих укрытий, когда они перегруппируются и вернутся, чтобы обнаружить, что их запасы разграблены и разграблены, они поймут свою ситуацию, что они [BLEEP]. Что безнадежно продолжать.

И они уйдут прямо сейчас. Они спасутся и будут бороться к ближайшему шоссе или грунтовой дороге, чтобы задержать какого-нибудь проезжающего агента. Или они направятся в ближайшую выжженную деревню, чтобы постучать в чью-нибудь дверь. Кто-то, кто даст им еду и воду и позовет нас принять их.

В этом суть, смысл во всем. Но все же мне снятся кошмары, видения, как они бредут по пустыне, люди из Мичоакана, из мест, которые я знал. Люди заблудились и блуждали без еды и воды, медленно умирая в поисках дороги, деревни или выхода. Во сне я ищу их, тщетно ища, пока, наконец, не обнаруживаю их тела, лежащие лицом вниз на земле передо мной, мертвые и воняющие на дне пустыни. Человеческие путевые точки на огромном и тлеющем пространстве.

Через три месяца нас наконец освободили из учебного подразделения и рассредоточили по сменам для работы под командованием агентов-подмастерьев. Я был партнером Мортенсона, четырехлетнего ветерана патруля. Однажды рано утром, еще до рассвета, Мортенсон привел меня к въездному порту, и мы арестовали женщину, которая проделала дыру в пешеходном заборе.

96″ data-timestamp=»1325.96″> Пока Мортенсон осматривал брешь, девушка плакала рядом со мной, говоря, что это ее день рождения, что ей только что исполнилось 23 года, умоляла меня отпустить ее и клялась, что она никогда больше не перейдет.Мортенсон пристально посмотрел на женщину и рассмеялся. — Я забронировал ее на прошлой неделе, — сказал он. Женщина поспешно заговорила, пока мы возвращались на стоянку.

Когда Мортенсон вошла в порт въезда, она сказала мне, что приехала из Гвадалахары, что у нее там проблемы. То, что она уже пыталась перейти четыре раза. Она поклялась мне, что на этот раз останется в Мексике навсегда, что она наконец вернется и закончит музыкальную школу. — Te lo juro, — сказала она. Обещаю.

Она посмотрела на меня и улыбнулась.Знаешь, когда-нибудь я стану певцом. «Я верю в это», — сказал я, улыбаясь в ответ.

Она сказала мне, что считает меня хорошим, и, прежде чем Мортенсен вернулся, она сунула мне в руку поддельную грин-карту. «Я не хочу, чтобы у меня были проблемы с процессинговым центром, как в прошлый раз», — сказала она. Я сунул карточку в карман. Когда Мортенсон вернулся, мы помогли ей сесть в патрульную машину и поехали на север к станции, смеясь и аплодируя, когда она с заднего сиденья пела нам «Биди Биди Бом Бом».

Она будет певицей, сказал я Мортенсону. Женщина просияла. Что ж, [BLEEP], он сказал, она уже есть.

Моралес первым услышал его крик вдали от одной из паучьих дорог. Он проехал милю или две и обнаружил, что ребенок в истерике лежит на земле. Койот, который оставил его там, сказал ему, что он сдерживает группу, и протянул ему пол-литра воды, указав на холмы вдалеке, сказав ему идти по ним, пока он не найдет дорогу. Когда я прибыл с водой, ребенок лежал на земле рядом с Моралесом, качаясь в тени и плакал, как ребенок.

Мальчик был толстым. Его штаны свисали с задницы, ширинка была наполовину расстегнута, молния порвалась. Его рубашка свободно свисала с плеч, вывернутая наизнанку, разорванная и пропитанная потом.

Моралес посмотрел на меня и улыбнулся, а затем повернулся к ребенку. Твоя вода здесь, гордо. Я встал на колени рядом с ним и протянул ему галлоновый кувшин. Он сделал глоток и начал тяжело дышать и стонать.

Пейте больше, сказал я, но пейте медленно. «Я не могу», — простонал он. Я собираюсь умереть. — Нет, — сказал я ему.Вы все еще потеете.

После того, как ребенок напился воды, мы помогли ему встать и попробовали провести его через чащу к дороге. Он отставал и шатался, крича позади нас. Да официально, стонал он. Нет пуэдо, я не могу.

Когда мы приседали и пробирались сквозь спутанные ветви, меня медленно охватила его паника, пока, наконец, мы не вырвались из чащи и не заметили грунтовую дорогу. Видишь грузовики, гордо? Сможете ли вы зайти так далеко? Может, нам стоит просто оставить тебя здесь.Никаких puedes, вердад?

По дороге обратно на станцию ​​ребенок немного успокоился. Он сказал мне, что ему 18 лет, что он собирался поехать в Орегон, чтобы продавать героин. — Я слышал, так можно заработать много денег, — сказал он.

Агенты нашли человека по имени Мартин Убалда де ла Вега и трех его товарищей на полигоне бомбардировки в 10 милях к западу от шоссе. Четверо мужчин пробыли в пустыне шесть дней и бродили в июльской жаре более 48 часов без еды и воды. К моменту спасения один из мужчин уже встретил свою смерть.Одного быстро вылечили и выписали из больницы. Другой оставался в реанимации, недавно вышел из комы и не мог вспомнить свое имя.

Когда я прибыл в больницу с просьбой о третьем выжившем, медсестры объяснили, что он восстанавливается после почечной недостаточности, и повели меня в его палату. Мне было поручено присматривать за де ла Вегой до тех пор, пока его состояние не стабилизируется, после чего я перевезу его на станцию ​​для оформления депортации.

Я устроился в кресле рядом с ним и после нескольких минут молчания попросил его рассказать мне о себе.Он ответил робко, словно не зная, как говорить. Он извинился за свой испанский, объяснив, что знает только то, чему его учили в школе. Он сказал мне, что он приехал из джунглей Герреро, а в его деревне говорили на микстеке и возделывали зеленую землю.

Он сказал, что у него было семеро детей. Пять девочек и два мальчика. Его старшая дочь жила в Калифорнии, и он пересек границу с планами переехать к ней и найти работу. Следующие часы мы проводили за просмотром теленовелл, и иногда он обращался ко мне, чтобы расспросить меня о женщинах в Америке, гадая, похожи ли они на тех, что показывают по телевизору.

Он начал рассказывать мне о своей младшей дочери, которая все еще находится в Мексике. По его словам, ей только что исполнилось 18 лет. Вы могли бы жениться на ней.

Позже в тот же день де ла Вега получил разрешение на освобождение. Медсестра принесла его вещи, пару синих джинсов и кроссовок с дырками на подошвах. Я спросил, что случилось с его рубашкой. Я не знаю, сказал он мне. Я посмотрел на медсестру, и она пожала плечами, сказав, что он пришел туда.

У нас здесь нет одежды, добавила она. Когда мы выходили через вестибюль больницы, я наблюдал, как люди смотрели на его голое тело и представляли его в ближайшие дни одиноким и полуобнаженным, когда его забронировали, перевели и, наконец, отвезли на границу.

Когда мы добрались до стоянки, я посадил его на пассажирское сиденье моей патрульной машины и открыл багажник. Я подошел к задней части крейсера, расстегнул свою форменную рубашку и снял свой белый V-образный вырез, чтобы отдать ему. Перед отъездом из города я спросил его, голоден ли он. «Тебе надо что-нибудь съесть», — сказал я ему. На станции только сок и сухарики.

Я спросил его, чего он хочет. Он спросил, что едят американцы. Я смеялся. Здесь мы едим в основном мексиканскую кухню.Он недоверчиво посмотрел на меня. Но мы также едим гамбургеры, — сказал я. Мы заехали в Макдональдс.

Когда мы ехали на юг по открытому шоссе, я настроился на мексиканскую радиостанцию, и мы прислушались к звукам Norteño, когда он заканчивал трапезу. Закончив есть, он молча сел рядом со мной, наблюдая за проходящей пустыней.

Затем, тихо, как будто шепча мне или кому-то еще, он начал говорить о дождях в Герреро, о влажных и зеленых джунглях, и я подумал, можно ли когда-нибудь заставить его вообразить такое место.Место, где один из его товарищей встретит свою смерть, а другой будет вынужден забыть свое имя. Пейзаж, где земля все еще кипела вулканическим теплом.

Женщина на южной стороне пешеходного забора остановила меня, когда я проезжал мимо нее на пограничной дороге. Я остановил машину и подошел к ней. С паникой в ​​голосе она спросила меня, знаю ли я о ее сыне. Она сказала, что он перешел несколько дней назад. Может, это было неделю назад, она не была уверена.

Она ничего от него не слышала — никто не слышал, и она не знала, был ли он пойман, или он потерялся где-то в пустыне, или был ли он еще жив.«Estamos desesperados», — сказала она мне дрожащим голосом, одна рука цеплялась за грудь, а другая дрожала о забор.

Я не помню, что я ей сказал, записал ли я имя этого человека или дал ли ей телефонный номер какого-нибудь удаленного офиса или горячей линии. Но я помню, как позже думал о де ла Веге, о его мертвых и бредовых товарищах, обо всех вопросах, которые я должен был задать женщине.

В тот вечер я пришел домой и бросил свой пистолетный пояс и форму через диван, стоя один в своей гостиной.Я позвонил маме. Я в безопасности, сказал я ей. Я дома.

Когда звонок раздался по радио, я приготовился к запаху. Это худшая часть, всегда говорили старшие агенты. Запах. В первую неделю на станции один из них посоветовал мне носить с собой небольшую банку Vicks VapoRub, куда бы я ни пошел. Он говорил, что если вы подходите к мертвому телу, потрите этот [BLEEP] под носом, иначе запах останется с вами на несколько дней.

Когда я приехал, был вечер, и Харт был на месте уже полчаса.Он сказал мне, что тело свежее, ему может быть два часа назад. Пока не пахнет.

Двое мальчиков остановили Харта, когда он ехал через резервацию. «Они кладут камни на дорогу», — сказал он, неловко показывая на мальчиков. Некоторое время он стоял, засунув руки в карман, а затем тихо спросил меня, могу ли я поговорить с ними. «Они все время задают мне вопросы», — сказал он. Я не могу их понять.

Один из мальчиков спокойно сидел на камне и выглядел дезориентированным. Я подошел к нему и спросил, откуда он знает мертвого человека.Es mi tio, — сказал он мне. Он мой дядя. Он смотрел на свои руки, когда говорил. Сколько тебе лет? Я попросил. Dieciseis, 16. Я посмотрел на его друга. А вы? Он поднял глаза с земли. — Diecinueve, — сказал он. 19. Мертвец и двое мальчиков были родом из одной деревни в Веракрусе и вместе отправились в путь на север. В основном говорил 19-летний парень, рассказывая мне, что за несколько часов до смерти мужчины он выпил два кофеина, которые пересекающие границу часто принимают за энергию, а затем запил их самодельным ликером из сахарного тростника, который они принесли. из Веракруса.

Через несколько часов, по его словам, мужчина шатался, как пьяный, а затем упал. Я подошел к телу. Харт накинул рубашку на лицо мертвеца. Я поднял его и посмотрел на него. Его глаза были закрыты, белая пена пузырилась и скапливалась между его приоткрытыми губами, а лицо было покрыто маленькими красными муравьями, аккуратными линиями движущихся к влаге.

19-летний парень сказал мне, что трое из них отделились от группы. Их проводник сказал им разойтись, спрятаться в кустах у дороги и дождаться грузовой машины.По его словам, они, должно быть, зашли слишком далеко, потому что через некоторое время они услышали, как машина остановилась, а затем уехали, и после этого они не смогли никого найти.

В одиночестве на краю дороги они прошли несколько миль в августовскую жару, пока мертвец наконец не лег и не умер. Мальчики ждали у дороги, чтобы остановить одну из редко проезжающих машин, но им никто не остановился. По их словам, именно тогда они кладут камни, чтобы машины остановились.

Мальчики спросили меня, что было бы с мертвым человеком, если бы они могли прийти с телом в больницу.Я сказал им, что они не могут, что они должны остаться с нами, что они будут обработаны для депортации, а тело будет передано племенной полиции.

Они спросили, вернется ли тело с ними в Мексику, смогут ли они вернуть его в свою деревню. Я сказал им, что они не могут, что тело доставят к окружному судмедэксперту, который попытается определить причину смерти.

72″ data-timestamp=»1945.72″> Я сказал мальчикам, что их отвезут в штаб сектора, где они встретятся с мексиканским консулом.Что именно они организуют репатриацию тела в Мексику.

Пока я говорил, племянник мужчины уставился в землю. Мальчики не хотели покидать тело. И даже когда я объяснил им процедуры, я начал тихо сомневаться, учитывая то, что я знал из своего короткого пребывания на границе, увидят ли они на самом деле консоль, действительно ли консульство организует доставку тела обратно в Мексику. Получат ли мальчики хотя бы лист бумаги, чтобы помочь объяснить семье покойного, что случилось с ним по пути на север.

Перед тем, как мальчиков погрузили в транспортное средство, я подошел к ним и сказал, что сожалею об их потере. — Это непросто, — сказал я. Я сказал им, что если они когда-нибудь снова решат перейти, им нельзя переходить летом. — Слишком жарко, — сказал я. Переходить в жару — рисковать жизнью. Они кивнули.

Я сказал им, что здесь погибло много людей. Летом люди умирали каждый день, год за годом, и многие другие находились на грани смерти. Ребята, кажется, меня поблагодарили, посадили в транспортную часть и увезли.

Солнце уже начало садиться, когда я покинул тело в лучах теплого света на грозовых облаках, собирающихся на юге. Я поехал навстречу буре. Когда первые капли дождя начали падать на мое лобовое стекло, я услышал, как по радио диспетчер Харт остался с телом, что у племенной полиции нет офицеров, и ему придется ждать с мертвыми. человек еще какое-то время.

Позже той ночью, в конце нашей смены, я увидел Харта на станции и спросил, что случилось с телом.Он сказал мне, что шторм, наконец, пришел и диспетчер велел ему просто оставить тело там. У племенной полиции не будет офицера, который займется этим до следующего дня.

Все в порядке, сказал он. У них есть координаты. Я спросил его, не было ли странным ждать там в темноте, наблюдая за телом мертвого человека. — Не совсем, — сказал он. По крайней мере, он еще не чувствовал запаха.

Мы постояли еще несколько минут, разговаривая о буре и о человеческом теле, которое лежало в пустыне в темноте и под дождем.И мы говорили о животных, которые могут появиться ночью, о влажности и смертельной жаре, которые придут с утра. Мы поговорили и пошли домой.

В конце смены в канун Рождества я вернулся домой после полуночи и разбудил маму, которая приехала со мной на каникулы. Мы сидели вместе в моей гостиной, разговаривали рано утром, пили гоголь-моголь и нанизывали попкорн вокруг искусственного дерева.

Моя мама спросила меня о моей смене.Я сказал, что все в порядке. Она спросила, нравится ли мне работа, учусь ли я тому, что хочу. Я знал, о чем она спрашивает, но у меня не было сил думать об этом, взвесить свое положение и то, что привело меня к этому.

Работа на самом деле не из чего-то, что могло бы понравиться, — коротко сказал я ей. У меня не так много времени, чтобы сидеть сложа руки и размышлять над вещами. Я сказал ей, что это моя работа, и я пытаюсь к ней привыкнуть. Я пытаюсь научиться этому хорошо. Я пойму, что это значит позже.

Знаешь, сказала мама, я беспокоюсь не только о твоей безопасности.Я знаю, как человек может потеряться в своей работе. Однажды вы спросили меня, каково это, оглядываясь назад на мою карьеру.

Служба парков — это учреждение. Если честно, теперь я вижу, что всю свою карьеру я медленно терял чувство цели, хотя я был на природе, недалеко от мест, которые я любил. Я не хочу этого для тебя.

Я перебил маму. Я был слишком истощен, чтобы думать о своей цели, слишком боялся рассказывать маме о сне о мертвых телах, о руках, которые я видел дрожащими у забора.

То, что я не мог ей сформулировать до нескольких лет, заключалось в том, что в некотором смысле я не извлек из своей работы ничего такого, чего я еще не знал. Люди рисковали своими жизнями, чтобы преодолеть неестественную пропасть, в то время как других использовали, чтобы их остановить. И, конечно же, во всем этом было глубокое насилие. Люди умирали, и никто не надеялся и не собирался их умереть. Но видеть это воочию, изо дня в день, кажется каким-то более ужасным, чем я мог себе представить.

После наступления темноты грузовик с прицелом заметил группу из 20 человек, направлявшуюся на север, к полигону для бомбометания.Оператор сказал, что они двигались медленно, что похоже, что в группе могут быть женщины и дети. Он провел нас внутрь, и мы быстро нашли их след, а затем снова потеряли его на участке плотно утрамбованного пустынного тротуара.

Мы разделились и прочесали склон холма, ища зазубрины и выброшенные камни. Пока я отчаянно искал признаки их движения, я думал о смертоносных просторах, протянувшихся между этим местом и ближайшим шоссе, ближайшим местом, где группа могла бы остановиться для помощи.

Возвращаясь к нашей машине, я пришел в ярость. Их должно было быть 20 штук. Они должны были быть медленными. Но все равно я не мог догнать. Я не мог оставаться на их вывеске. Я даже не мог подойти достаточно близко, чтобы услышать их на расстоянии.

Итак, теперь они остались там, в пустыне, мужчины, женщины и дети. Целые семьи невидимые и неслыханные. И я был бессилен им помочь, бессилен удержать их от блуждания по ночам.

Аппендицит | Britannica

Аппендицит , воспаление аппендикса, трубки с закрытым концом, прикрепленной к слепой кишке, первой области толстой кишки.Хотя некоторые случаи протекают в легкой форме и могут разрешиться самостоятельно, в большинстве случаев требуется удаление воспаленного аппендикса с помощью абдоминальной хирургии (обычно с помощью лапаротомии или лапароскопии), часто оставляя небольшой шрам или шрамы. При отсутствии лечения высок риск перитонита, при котором воспаленный аппендикс лопается; это может привести к шоку и смерти.

Аппендикс представляет собой полую трубку, которая с одного конца закрыта, а другим концом прикреплена к слепой кишке в начале толстой кишки.

Британская энциклопедия, Inc.

Подробнее по этой теме

приложение

… аппендикс может привести к аппендициту, болезненному и потенциально опасному воспалению.

Первым, кто описал острый аппендицит, был американский врач Реджинальд Х. Фитц в 1886 году. Его статья «Перфорирующее воспаление червеобразного отростка с особым упором на его раннюю диагностику и лечение» была опубликована в American Journal of Medical Science и привел к признанию того, что аппендицит является одной из наиболее частых причин заболеваний брюшной полости у людей во всем мире.

Основным фактором, провоцирующим приступ аппендицита, является непроходимость аппендикса. Обструкция может возникать в результате закупорки твердой массой фекалий (каловых камней), заражения паразитами или присутствием постороннего предмета. Лимфоидная гиперплазия, быстрое увеличение производства белых кровяных телец, известных как лимфоциты, которое может быть связано с вирусным заболеванием, также может вызывать обструкцию. Чрезмерное употребление алкоголя может обострить аппендицит.Врачи пытаются установить, есть ли у пациента аппендицит, измеряя количество лейкоцитов (лейкоцитов), которое часто увеличивается с нормального количества от 5000 до 10000 (для взрослого) до аномального от 12000 до 20000.