Как сложилась реальная жизнь главных героев сериала «Чернобыль» — Истории на TJ
Самоубийство, тюрьма и выжившие.
{«id»:99647,»url»:»https:\/\/tjournal.ru\/stories\/99647-kak-slozhilas-realnaya-zhizn-glavnyh-geroev-seriala-chernobyl»,»title»:»\u041a\u0430\u043a \u0441\u043b\u043e\u0436\u0438\u043b\u0430\u0441\u044c \u0440\u0435\u0430\u043b\u044c\u043d\u0430\u044f \u0436\u0438\u0437\u043d\u044c \u0433\u043b\u0430\u0432\u043d\u044b\u0445 \u0433\u0435\u0440\u043e\u0435\u0432 \u0441\u0435\u0440\u0438\u0430\u043b\u0430 \u00ab\u0427\u0435\u0440\u043d\u043e\u0431\u044b\u043b\u044c\u00bb»,»services»:{«vkontakte»:{«url»:»https:\/\/vk.com\/share.php?url=https:\/\/tjournal.ru\/stories\/99647-kak-slozhilas-realnaya-zhizn-glavnyh-geroev-seriala-chernobyl&title=\u041a\u0430\u043a \u0441\u043b\u043e\u0436\u0438\u043b\u0430\u0441\u044c \u0440\u0435\u0430\u043b\u044c\u043d\u0430\u044f \u0436\u0438\u0437\u043d\u044c \u0433\u043b\u0430\u0432\u043d\u044b\u0445 \u0433\u0435\u0440\u043e\u0435\u0432 \u0441\u0435\u0440\u0438\u0430\u043b\u0430 \u00ab\u0427\u0435\u0440\u043d\u043e\u0431\u044b\u043b\u044c\u00bb»,»short_name»:»VK»,»title»:»\u0412\u041a\u043e\u043d\u0442\u0430\u043a\u0442\u0435″,»width»:600,»height»:450},»facebook»:{«url»:»https:\/\/www.
360 605 просмотров
Бригада ликвидаторов готовятся выйти на смену на восстановительные работы Фото Игоря Костина, РИА «Новости»
«Чернобыль» от HBO правдоподобно и детально рассказывает о трагичной истории на ЧАЭС в 1986 году.
Пугающие события катастрофы, показанные на экране, вызывают желание вновь заинтересоваться темой и узнать, как всё было на самом деле. Мини-фильм хвалят не только в России, но и на Западе: особенно выделяют внимательное отношение к главным героям, прототипами которых были реальные инженеры, ликвидаторы, пожарные и советские чиновники.
TJ рассказывает, как сложилась судьба нескольких участников событий 1986 года, и насколько это совпадает с тем, что показано на экране.
Валерий Легасов — академик
Пересечения с событиями сериала
Главный герой сериала — академик Валерий Легасов, учёный, который появился на месте катастрофы одним из первых и чьи решения внесли большой вклад в ликвидацию аварии в Чернобыле.
В августе 1986 года Валерий Легасов выступил на конференции экспертов МАГАТЭ в Вене. Он пять часов читал доклад с анализом причин аварии и радиологических последствий катастрофы на ЧАЭС. Возможно, это выступление стало поворотным моментом в его жизни. Если на Западе академика уважали за смелость и преподносили как человека, спасшего весь мир от серьёзных последствий радиационной аварии, то в СССР возникло подозрение. Озвученные им данные возмутили правительство — он разгласил секретные сведения, о которых не должен был говорить.
Для отца это [отношение в СССР] стало полной неожиданностью. Он не знал, как на это реагировать. Я считаю, что это был удар под дых, причём заранее спланированный и подготовленный.
Инга Легасова
Чем закончилось
27 апреля 1988 года, во вторую годовщину аварии на Чернобыльской атомной электростанции, Легасова нашли в его московской квартире повешенным.
Официальная версия — самоубийство. На следующий день академик должен был выступить с результатами расследования о причинах катастрофы. Незадолго до смерти Валерий Легасов (как и показано в сериале) записал на кассеты монолог о своей роли в ликвидации и причинах аварии — остались расшифровки. В 1996 году президент России Борис Ельцин посмертно присудил Валерию Легасову звание Героя России.
Борис Щербина — чиновник
Пересечения с событиями сериала
Как только стало известно об аварии в Чернобыле, Бориса Щербину назначили председателем Правительственной комиссии Совета Министров СССР по расследованию причин и ликвидации последствий.
Комиссия под его руководством решала и другие задачи — тушение пожаров на станции, сооружение укрытия над четвёртым энергоблоком АЭС, дезактивация территорий и восстановление работы уцелевших энергоблоков.
Чем закончилось
В 1988 году Борис Щербина возглавил комиссию по ликвидации последствий землетрясения в Армении.
Благодаря ему были привлечены международные спасатели — из Чехословакии и Австрии, имевшие в распоряжении тепловизоры для поиска живых людей и специально обученных собак. Все, кто был с ним в тот момент, замечали то, что из-за радиации, «которую он хлебнул в Чернобыле, иммунитета у него совсем не осталось». Умер Борис Щербина в августе 1990 года.
Василий и Людмила Игнатенко — пожарный и его жена
Свадебная фотография Василия и Людмилы Игнатенко Фото Tut.by
Пересечения с событиями сериала
Большая часть сюжета «Чернобыля» посвящена трагической истории супругов Игнатенко.
27 апреля пожарный Василий Игнатенко и его жена Людмила должны были поехать в Минск, но в планы вмешалась катастрофа на ЧАЭС. 26 апреля в 01:30 ночи Василия Игнатенко вызвали на тушение пожара. Он вместе с шестью пожарными одним из первых приехал тушить радиоактивное пламя. В результате Василий получил сильное радиационное отравление и попал в больницу. Людмила нашла своего мужа в палате спустя несколько часов: он был весь распухший и с красными глазами, его постоянно рвало. Ей приказали не трогать мужа: «Не обнимай и не целуй. Даже не подходи к нему. У тебя есть полчаса». Пострадавших пожарных спецрейсом отправили в Москву в радиологическую больницу № 6. Людмила отправилась за мужем.
Отрывок из сериала «Чернобыль», где даже видно, как Людмила Игнатенко держит в руках обувь своего покойного супруга
Чем закончилось
Спустя две недели Василий Игнатенко умер от лучевой болезни. Его похоронили в цинковом гробу под цементом на московском кладбище. В руках Людмила Игнатенко держала шесть красных гвоздик и ботинки мужа, которые не налезали на опухшие ноги.
На момент катастрофы Людмила была беременна. Она не осознавала, какую угрозу её муж представляет для ребёнка. Её дочь Наташа прожила только пять дней: она родилась с пороком сердца и циррозом печени. Людмила Игнатенко получила двухкомнатную квартиру в одном из 20 «чернобыльских» домов на Троещине. Она выучилась на технолога пищевой промышленности и работала кондитером.
Спустя несколько лет Людмила родила сына Толю. В газете «Факты и комментарии» от сентября 2000 года сказано, что «живёт Людмила очень скромно, пенсию по потери кормильца не получает, по чиновничьим кабинетам не ходит, а делает всё, чтобы сделать жизнь своего сына счастливой».
После смерти сына она пережила микроинсульт и несколько операций. По данным издания Tut.by от 2016 года, Людмила живёт на родине в Киеве.
Анатолий Дятлов — заместитель главного инженера
Подсудимые по делу об аварии (слева направо): директор ЧАЭС Виктор Брюханов, заместитель главного инженера Анатолий Дятлов, главный инженер Николай Фомин Фото РИА «Новости»
Пересечения с событиями сериала
Анатолий Дятлов — заместитель главного инженера по эксплуатации Чернобыльской АЭС, который по официальной версии считается одним из виновных.
Несмотря на облучение в достаточно серьёзные 390 бэр, его приговорили к десяти годам колонии общего режима. Через четыре года, после писем в его защиту и просьбой об освобождении, в том числе и от академика Андрея Сахарова, Дятлова досрочно освободили в связи с заболеванием.
Дятлов никогда не признавал свою вину. В книге «Чернобыль. Как это было» он писал, что авария случилась «из-за физических характеристик реактора, особенностей конструкции органов регулирования и вывода реактора в нерегламентное состояние».
Чем закончилось
Незадолго до 30 годовщины катастрофы на YouTube опубликовали видео, снятое неизвестным оператором у Дятлова дома.
В нём заместитель главного инженера рассказывает свою версию событий аварии и вновь указывает, что ни в чём не виноват. Дятлов умер от инфаркта в 1995 году, ему было 65 лет.
Виктор Брюханов — директор ЧАЭС
Виктор Брюханов в средней школе города Припять
Пересечения с событиями сериала
Виктор Брюханов, бывший директор Чернобыльской АЭС, по официальной версии также считается одним из виновников трагедии. С июля 1986 года по июль 1987 года был назначен заместителем начальника производственно-технического отдела ЧАЭС.
Позднее за «крупные ошибки и недостатки в работе, приведшие к аварии с тяжелыми последствиями» его исключили из рядов КПСС и приговорили к десяти годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовом учреждении общего типа.
В тюрьме Виктору Брюханову было тяжело. Дурная слава бывшего директора ЧАЭС долетала до мест этапирования гораздо раньше, чем там оказывался сам Брюханов. На главного виновника катастрофы выходила посмотреть вся зона. На зоне Виктор Брюханов начал учить английский язык и читал классиков русской литературы. Его освободили досрочно из-за проблем со здоровьем.
Чем закончилось
После освобождения в 1991 году Брюханов сразу же поехал в Чернобыль, где его «встретили очень тепло» и предложили место начальником техотдела.
В 1995 году министр энергетики Украины Алексей Макушин пригласил его на должность заместителя начальника объединения «Интерэнерго». Брюханов занимался договорами на поставку электроэнергии за границу, побывал в командировках в Венгрии, Японии и Германии. Вышел на пенсию только в 72 года из-за ухудшающегося зрения. На момент выхода сериала ему 83 года.
Николай Фомин — главный инженер
Обвиняемые по делу об аварии (слева направо): заместитель начальника главного инженера станции по эксплуатации Анатолий Дятлов и главный инженер Николай Фомин заслушивают приговор Фото РИА «Новости»
Пересечения с событиями сериала
Главный инженер Чернобыльской АЭС Николай Фомин по официальной версии тоже признан виновником аварии.
Он принимал активное участие в ликвидации последствий, но был арестован одновременно с директором станции Виктором Брюхановым. Его приговорили к десяти годам лишения свободы. Во время следствия инженер сошёл с ума — разбил очки и стёклами от них пытался вскрыть себе вены.
У Николая Фомина в 1988 году, после двух лет содержания под стражей, развился реактивный психоз (патологическое и временное изменение восприятия реальности и способов взаимодействия с окружением). Его отправили в Рыбинскую психоневрологическую лечебницу для заключенных. По настоянию родственников его перевели из тюремной больницы в гражданскую психиатрическую клинику в Тверскую область. Одно время он работал на Калининской АЭС.
Чем закончилось
Бывший инженер ЧАЭС живёт с женой, детьми и внуками в городе Удомля (Тверская область). О событиях 1986 года он старается не говорить. Но одно его высказывание широко разошлось в СМИ: «Меня во многом обвиняют. Не всё, сказанное в мой адрес, считаю справедливым. Но в одном я виню себя сам: я всегда полагал, что главное в работе предприятия — это техника, а оказалось, что главное — это люди. Их значение я недооценил».
Александр Акимов — начальник ночной смены
Сотрудники Чернобыльской электростанции заступают на новую смену. Александр Акимов — крайний слева Фото РИА «Новости»
Пересечения с событиями сериала
Александр Акимов — начальник ночной смены четвёртого энергоблока.
В трагическую ночь он стоял у пульта и следил за испытаниями — отработкой нештатной ситуации на четвёртом энергоблоке. После того, как наблюдающие поняли, что-то идёт не так и сразу же отключили главный насос охлаждения. Урановые стержни стали нагреваться. Цепная реакция активировалась. Сразу несколько стержней неожиданно опустились в активную часть реактора, однако мощность реактора не уменьшилась. Только после повышения мощности реактора в сотни раз Акимов нажал на кнопку аварийной остановки.
После взрыва на четвёртом энергоблоке Александр Акимов вместе с десятками работниками АЭС восстанавливал водоснабжение третьего блока и работу его насосов. Они же вывели всех людей из опасной зоны, убрали водород из генераторов и заменили его безопасным азотом, откачали тонны масла, чтобы не допустить его возгорания. Именно эти люди не дали аварии разрастись до масштабов вселенской катастрофы.
Третий блок был удержан в стабильном состоянии.
Чем закончилось
Все они получили сильнейшие дозы облучения и были отправлены в местную больницу вслед за пожарными, первыми прибывшими тушить пожар на реакторе. Через две недели Александр Акимов скончался от лучевой болезни в больнице в Москве.
Другие герои — ликвидаторы, рабочие и пожарные
В «Чернобыле» также показана работа тех, кто пришёл в первые секунды тушить пожар и спасать коллег, жертвуя своими собственными жизнями, — рабочие ЧАЭС, пожарные, начальники охраны и многие другие.
Подробную информацию о каждом из ликвидаторов и других жертвах техногенной катастрофы рассказали в «Книге Памяти ЧАЭС».
Группа специалистов направляется в зону Чернобыльской атомной электростанции для ликвидации последствий аварии Фото РИА «Новости»
Леонид Топтунов — старший инженер реакторного цеха Чернобыльской АЭС. Он отвечал за управление мощностью реактора и первым заметил, что ускорение может сделать реактор плохо управляемым. После этого предложил заглушить реактор и остановить эксперимент. Но Анатолий Дятлов не послушал его, потребовал продолжить разгон реактора, что, по официальной версии, и привело к катастрофе. Умер спустя две недели от лучевой болезни в московской больнице.
Вячеслав Бражник — машинист паровой турбины турбинного цеха. На аварии тушил пожары в машзалах, где горели куски ядерного топлива и графита, и не давал огню распространиться на другие блоки. Умер спустя две недели от лучевой болезни в московской больнице.
- Владимир Пикалов — генерал-полковник, который с марта 1968 года по декабрь 1988 года занимал пост начальника Химических войск СССР. Он принимал участие в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС и лично руководил всеми мероприятиями. За большой личный вклад в проведении работ по ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС и ликвидации её последствий Владимиру Пикалову присвоили звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда». Умер в 2003 году в Москве.
- Виктор Дегтяренко — оператор реакторного цеха четвёртого энергоблока. В условиях высокой радиации спасал коллег из-под завалов, пренебрегая смертельной опасностью, и гасил очаги пожаров. Умер спустя две недели от лучевой болезни в московской больнице.
- Виктор Кибенок — начальник караула охраны города Припять. Одним из первых, кто в ночь на 26 апреля пожертвовал собой, бросившись тушить пожары на разрушенном реакторе. Умер спустя две недели от лучевой болезни в московской больнице.
- Валерий Перевозченко — начальник смены реакторного цеха четвёртого энергоблока. Вместе с Виктором Дегтяренко спасал своих коллег из-под завалов. В первые минуты после взрыва бросился на розыск своих друзей, связь с которыми пропала. Умер спустя два месяца от лучевой болезни в московской больнице.
- Владимир Правик — начальник караула военизированной пожарной части охраны ЧАЭС. В первые секунды взрыва поднял по тревоге дежурную часть и отдал первый приказ начать борьбу с огнём. Умер спустя два месяца от лучевой болезни в московской больнице.
- Алексей Ананенко, Валерий Беспалов и Борис Баранов — водолазы, которые нырнули в радиоактивную воду, чтобы открыть задвижки резервуара с водой. Благодаря этому удалось предотвратить новый взрыв на станции. Ананенко и Беспалов живы и продолжают работать, Баранов умер в 2005 году от сердечного приступа. В 2018 году бывший президент Украины Пётр Порошенко наградил Ананенко и Беспалова орденами «За мужество» третьей степени. Награду за Валерия Баранова получил его внук.
«Все уехали, а Маслов остался» – Новости – Вышка для своих – Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»
С именем Виктора Павловича Маслова в мировой науке связано несколько новых областей математики, с десяток математических методов и понятий. Его открытия имели и сугубо практическое применение — начиная от расчетов конструкции саркофага для аварийного блока Чернобыльской АЭС, и заканчивая моделированием экономической ситуации в России. В июне академику, лауреату Ленинской, государственной и других премий, профессору-исследователю ВШЭ исполнилось 90 лет. Своими воспоминаниями он поделился с «Вышкой для своих».
Про Чернобыль
Это было, конечно, самое трудное решение в моей жизни. Евгений Адамов, который руководил созданием саркофага над аварийным 4-м блоком АЭС, дал мне три дня на финальные расчеты. И сказал: «если Маслов подпишет разрешение — закрываем саркофаг, если нет — то нет». Я руководил теоретической группой математиков и механиков, которая отвечала за конструкцию саркофага. Изначально руководитель советской атомной промышленности Ефим Павлович Славский предлагал такое решение: «Давайте быстрей это все засыпем». Но понятно же, что просто засыпать нельзя, иначе будут выбросы радиоактивных элементов. Потом физики решили, что нужно сделать внизу цементную подушку. Испугались что ТВЭЛы пройдут прожгут землю — как утюг проходит сквозь лед, и заразят подземные воды. Это, было бы, конечно, катастрофой для всей Европы. Но когда привлекли нашу группу, мы просчитали, что зря эту подушку залили. Ни один ТВЭЛ не дошел до этой подушки — по нашим расчетам получалось, что горячий поток, который выделяют ТВЭЛы, поднимается наверх.
Главным в конструкции саркофага было отверстие в крыше, которое обеспечивало охлаждение завалов за счет естественных подсосов, и при этом не позволяло произойти новым выбросам. Наша группа должна была рассчитать оптимальные размеры этого отверстия. Сроки были сжатые, но возможности нам дали огромные. Адамов очень хорошо процессом руководил. Я, например, говорил ему утром: «Нам нужно провести такой эксперимент: поджечь на дне реактора шашки с цветным дымом». Мне это нужно было, чтобы сверху смотреть, как смешиваются краски этого цветного дыма. Если внутри завала срабатывает каминный эффект — то краски не смешиваются. А если там сложный переход (есть выбросы), то краски смешаются. И вот, я говорил утром что нам нужно провести такой эксперимент, а уже днем это было сделано, и мы наблюдали эффект. То есть, возможность работать была, но на финальные расчеты мне дали три дня.
Какая тут была цена ошибки? Что было бы, если бы выбросы все-таки произошли в итоге? Что мне было бы тогда делать? Последовать примеру Легасова, который покончил жизнь самоубийством? Я тогда считал три дня и три ночи. И я эту бумагу подписал — решил, что можно закрывать саркофаг крышкой с рассчитанным отверстием.
Над последствиями Чернобыльской катастрофы я еще работал потом несколько месяцев. Был такой генерал Говоров Владимир Леонидович — заместитель министра обороны по линии гражданской безопасности. Мужик был изумительный. Он занимался ликвидацией последствий аварии. Его интересовало, в частности, как осадки будут распространять радиацию, где озимые можно сажать, чтобы они не впитали эту гадость. Я ему помогал в этом. Он мне говорит: «Это надо своими глазами видеть!», как говорят военные, посылая на разведку. Мне дали отличный УАЗ, все приборы там были, которые нужны. И я своими глазами исследовал ил в окрестных реках и смотрел, как течения его разносят. Потому что именно ил собирает радиацию очень сильно. В результате я подхватил рак щитовидной железы – болезнь, которой все опасались после Чернобыля. Но я на себе проверил что самое опасное — это облучение, лучевая болезнь, а не этот рак. Рак мне предлагали оперировать, но я не стал, и вот жив до сих пор.
Модель саркофага, на которой мы работали, была устойчивой долгие годы. Украинский академик Барьяхтар несколько лет назад говорил мне: «Ваша модель работает замечательно». Но Чернобыль — это такая проблема, которую, к сожалению, нельзя забыть. Со временем в саркофаге стали трескаться стенки и образовались щели. Год назад сделали другое «Укрытие», огромные деньги потратили на его создание. Но полностью проблема выбросов не решена, риски есть. Я в последних работах писал, как можно сделать фильтр, который бы защищал от утечки радиоактивных элементов. Однако мои предложения не были учтены в конструкции нового укрытия…
Про МИЭМ и ВШЭКогда я перешел в МИЭМ из МГУ, в 1968-м году, я поставил условие: возьму кафедру, если дадите возможность собрать группу сильных студентов. Я подобрал таких ребят, которые поступали на физфак и мехмат МГУ, и хорошо сдали математику, но не были приняты по разным причинам. И такую замечательную группу удалось набрать! Мои друзья взялись в этой группе преподавать. А это крупнейшие ученые: Толя Костюченко, Володя Арнольд, Юра Манин. Манин (он был содиректором института Планка в Германии в 1993-2005 годах) к каждой лекции готовился десять часов. Продумывал, в какой части доски напишет какую формулу. Каждый из этих ученых для этого курса написал специально книгу – учебник нового типа. Я тоже написал. И еще договорился с Рэмом Хохловым, что эти ребята, первокурсники, будут у него на кафедре физпрактику пятого курса проходить! Они там переломали все приборы. Но все преподаватели были в восторге — такой дух крепкий и энтузиазм был в этих ребятах. Больше, правда, таких экспериментов образовательных не проводили, это был один такой уникальный курс. Ребята, конечно, понимали, что им здорово повезло, и очень старались. Все потом сделали хорошую карьеру.
МИЭМ — это очень важная история в моей жизни. Такая дружеская команда, мы общим делом все жили. А когда МИЭМ объединился с Вышкой — это вообще лично для меня подарок был. Потому что я всю жизнь занимался экономикой и физикой. Экономика — это вообще моя страсть. Мои расчеты, например, мне позволили предсказать несколько экономических кризисов. Дефолт и развал Советского Союза я предсказал именно по экономическим причинам. Но поскольку я математик, мне нужны сильные ученые-экономисты, чтобы проверять мои модели и уверенность чувствовать. Например, прекрасная экономическая модель родилась из моего сотрудничества с Валерием Макаровым — директором Центрального экономико-математического института РАН. Виктор Полтерович, гениальный экономист, извлек ядро из моей математической теории и создал свой метод, очень действенный. Так что для меня вот это сотрудничество с экономистами — это как воздух. И с физиками. А сейчас физики-теоретики мирового уровня идут работать в Вышку, и в МИЭМ. И это замечательно.
Про друзей-диссидентовМоим близким другом с раннего детства был Булат Окуджава. Я даже жил в его доме, на Арбате. Это была прекрасная квартира, с камином, там всегда вкусно пахло, потому что мама и бабушка Булата прекрасно готовили. Наши матери были ближайшими подругами, и почему-то был период, когда я жил в семье Булата, а он тогда уже жил отдельно (он ведь на семь лет меня старше) и приезжал в гости, а я у него дома был как у себя.
Среди моих друзей было много диссидентов. Например, Юра Рыжов, мой близкий друг. Когда Бурбулис предлагал Юре стать премьер-министром вместо Гайдара, я случайно присутствовал при этом разговоре — это было в Париже, я был в гостях у Юры в его посольской квартире (он был тогда послом во Франции). Но сам я диссидентом не был. Это странно: даже вьетнамцы, родственники моей жены, считали меня диссидентом. Я боролся со спецслужбами, но я не был диссидентом. А во время перестройки, меня как раз считали противником перестройки. Когда академика Сахарова выбирали в Верховный Совет от Академии, я был одним из выступающих на Общем собрании АН СССР, и мне даже пытались не дать возможности говорить — захлопывали. Боялись, что я скажу что-то против Сахарова, хотя я не был против Сахарова — я говорил опять об опасностях развала Союза, о том, что могут быть межнациональные конфликты, может пролиться кровь…
Был еще в те годы памятный разговор с Иваном Степановичем Силаевым — это такой советский государственный деятель. Он был председателем совета министров РСФСР в 1990-1991 гг. Меня к нему привез Тихонов, ректор МИЭМ, тоже мой друг. Для Силаева мы должны были сделать расчеты как раз экономической модели. И мне Силаев говорит: «Мы решили идти по польскому пути!». А я ему отвечаю: «Конкретно вам по польскому пути идти не надо. Лех Валенса набрал большой капитал тем, что был диссидентом. Но теперь он этот капитал истратил, и его время закончится быстро. А у вас-то этого капитала нету! Потому что вы не диссидент. Вас просто убьют». А он говорит: «ну и пусть убьют».
В общем, я при всех режимах был как бы немножко против. Но в советское время мои друзья-диссиденты считали меня очень про-советским человеком. Я и был про-советским: мой отчим, Борис Федорович Поршнев, был марксистом, и он, наверное, повлиял на меня. И со своими друзьями — Булатом, Юрой Рыжовым — мы много спорили. Но были моменты, когда они были мне благодарны. Например, Булат как бы стеснялся своего отца. Потому что его отец был первым секретарем тбилисского обкома, а потом на Урале партийным деятелем. При этом дядя его был знаменитым троцкистом, тетя — анархисткой. Так вот, Булат как бы стеснялся, что его отец был коммунистом и партийным деятелем, но и любил его, и ему было приятно, что я его отца очень уважаю. Я как-то ему рассказал такую историю, которую я знал от мамы, а он не знал. Шулико (так звали его отца) и Ашхен (это мама) шли по улице, и какой-то грузин на Ашхен выпучил глаза. Она ведь красавица была! И Шулико дал ему по морде. Я это рассказал Булату — а он не знал — и он был очень доволен.
Про поездки за границуМногие, с кем я работал, уехали за границу. Среди них есть несколько нобелевских лауреатов, ведущие физики, математики мирового уровня. Но я никогда не хотел уехать. Людвиг Фадеев, физик и математик, друг мой большой, так говорил : «все уехали, а Маслов остался — и я остался». Мы с ним очень тесно по науке были связаны. Его ученики тоже в основном уехали. Но мои — в основном остались. МИЭМ сумел удержать школу, и сейчас, после объединения с Вышкой, возможностей для удержания еще больше.
В мире сильнейшие школы математики были во Франции и в России. Во Франции я работал некоторое время, и мне это очень нравилось. Это был Институт высших научных исследований (IHÉS) в пригороде Парижа, в Бюр-сюр-Иветт. По сути, в лесу находится институт, и ученые — первого порядка, замечательные ученые, там по нескольку месяцев живут и работают. Очень хорошая атмосфера. Но остаться не хотел, нет.
Первый раз я поехал в туристическую поездку в Тунис. Тогда еще не было дипломатических отношений с Тунисом. И с нами в поездке был человек из первого отдела, который, как мне сказали, специальным образом за мной следил — почему-то там решили, что я из буржуазной семьи. Вел он себя безобразно, лазил смотреть какие-то моим бумаги, и я с ним крупно поссорился. И после этого особо не пытался попасть за границу. Ездил только на математические конгрессы, поскольку был там пленарным докладчиком. А как только стал академиком в 84 году, стал непрерывно ездить. За первый год объездил с докладами 12 стран. После перестройки читал лекции за границей, деньги там зарабатывал. Как раз это понимание разницы цен за границей и в нашей стране меня тогда напугало. За две недели до августовского путча 1991 года я опубликовал статью в Известиях «Как нам избежать полной катастрофы». Мне было понятно, что если за границей за доллар можно купить билетик на метро, а в России — кубометр строительного леса, то такая ситуация при открытии границ должна привести к дефолту. И он произошел.
Сейчас, по поводу нынешней ситуации, я думаю, такого перекоса между Россией и внешним миром уже нет. Напряжение, которое существовало в последние годы, я думаю, сильно скорректирует коронавирус. И ситуацию с санкциями он ослабит, очевидно. Когда общая беда наступает, людям уже не до того, чтобы на шнурки друг другу наступать… Думаю, для России это все к лучшему обернется.
Фото: Михаил Дмитриев
«Вышка для своих» в Telegram
академик Легасов В.А. (текст из кассеты N1). Об аварии на Чернобыльской АЭС
академик Легасов В.А.
(текст из кассеты N1)
Все-таки всю жизнь не думал, что мне придется в таком, по крайней мере возрасте, в котором я сейчас нахожусь, только что пережив свое пятидесятилетие, обратиться по существу к мемуарной какой-то части, причем части трагической, во многом запутанной и непонятной.
Но произошли такие события, такого масштаба и такого участия людей противоречивых интересов, ошибок и побед, удач и неудач, и столько здесь различных толкований потому, что произошло и как произошло, то, наверное, в какой-то степени мой долг сказать то, что я знаю, как понимаю, как видел происходящие события.
26 апреля 1986 года была суббота, прекрасный день, я раздумывал: поехать ли мне в Университет на свою кафедру, чтобы кое-что там доделать для кафедры, а может на все наплевать и поехать с Маргаритой Михайловной, моей женой и другом, отдохнуть куда не будь, или поехать на партийно-хозяйственный актив, который назначен на десять утра в Министерстве, которому принадлежит Институт атомной энергии им. Курчатова?
Но, естественно, по складу своего характера, по многолетней воспитанной привычке, я вызвал машину и поехал на партийно-хозяйственный актив.
Перед его началом я услышал, что на Чернобыльской атомной станции произошла какая-то неприятная авария. Сообщил мне об этом начальник 16 Главного управления Николай Иванович ЕРМАКОВ. Имено в подчинении этого Главка и этого человека находился наш Институт.
Сообщил он об этом как-то достаточно спокойно, хотя и с досадой.
Начался доклад Министра СЛАВСКОГО Ефима Павловича. Доклад был, честно говоря, надоевшим, стандартным. Мы все уже привыкли к тому, что этот престарелый, но демагогически весьма активный деятельно громким уверенным голосом в течении часа излагает то, как у нас в ведомстве замечательно и прекрасно. Все показатели хороши в его изложении: самые хорошие совхозы, самые хорошие предприятия, все плановые задания мы выполняем, ну и в общем это все носило характер таких победных реляций.
В отдельных точках, которые того заслуживали, он останавливался и ругал кого-то из руководителей, специалистов либо за то, что где-то был высокий травматизм, либо за какие-то финансовые упущения, либо за какую-то конкретную, технически не точную операцию, проведенную в том или ином месте многочисленного нашего Министерства.
Как и всегда, в этот раз, воспевая гимн атомной энергетике, большие успехи в построении которой были достигнуты, он скороговоркой сказал, что сейчас, правда, в Чернобыле произошла какая-то авария.
Чернобыльская станция принадлежала соседнему Министерству, Министерству энергетики. Ну, так скороговоркой сказал что, вот они там что-то натворили, какая-то там авария, но она не остановит путь развития атомной энергетики.
Дальше традиционный доклад, длившийся в общем два часа.
Около 12 часов был объявлен перерыв, я поднялся на второй этаж в комнату ученого секретаря Николая Сергеевича БАБАЯ, но для того, чтобы в перерыве обсудить основные позиции доклада. Тут же в эту комнату заглянул Александр Григорьевич МЕШКОВ, – первый заместитель Министра и сообщил, что создана Правительственная комиссия по Чернобыльской аварии, что я также включен в ее состав и что Правительственная комиссия должна собраться в аэропорту «Внуково» к четырем часам дня. Немедленно я покинул актив, сел в машину и уехал к себе в Институт. Я пытался найти там кого-то из реакторщиков.
С большим трудом мне удалось найти начальника отдела, который разрабатывал и вел станции с реакторами типа РБМК, а именно такой реактор был установлен на Чернобыльской АЭС, – Александра Константиновича КАЛУГИНА, который правда уже знал об аварии, сообщил мне, что со станции ночью пришел тревожный серьезный сигнал, шифрованный по заведенному в атомной энергетике порядку, когда при всяких отклонениях от нормы станция информирует Министерство энергетики или то Министерство которому она принадлежит, шифрованным образом о том, что случилось.
В данном случае поступил сигнал 1;2;3;4, что означало, что на станции возникла ситуация с ядерной опасностью; радиационной опасностью; пожарной опасностью; и взрывной опасностью, – т е. присутствовали все возможные виды опасности.
Казалось бы, самая тяжелая ситуация, но в то же время он мне сказал, что заранее определена соответствующими приказами команда, которая в зависимости от типа аварии, должна немедленно собираться, либо на мест оставаясь, руководить действиями персонала на объекте, либо вылетать на место. Что соответствующая команда была ночью собрана и примерно в течении трех-четырех часов вылетела к месту происшествия. Но пока туда летели, со станции стали поступать сигналы, что реактор, а это был реактор 4-го блока ЧАЭС, он в общем-то управляем. Операторы пытаются вести его охлаждение, правда, уже было известно, что один или два человека уже скончались. Причем один скончался от механических повреждений под обломками разрушившихся сооружений, а второй погиб от термических ожогов, то есть от пожара. О лучевых поражениях ничего не сообщалось и мало понятного было в этой информации. Но она все-таки вносила некоторое успокоение.
Забрав все необходимые технические документы и от товарища КАЛУГИНА получив некоторое представление о структуре станции, о возможных неприятностях, которые могут там быть, я заскочил к себе домой. В это время водитель привез мою жену, как мы договаривались, с ее работы, мы должны были там состыковаться, как-то решить некоторые свои семейные проблемы, которые, конечно, оказались не решенными. Я ей кратко бросил, что уезжаю в командировку, ситуация непонятная, на сколько я еду, не знаю и вылетел во Внуково.
Во Внуково я узнал, что руководителем Правительственной комиссии утвержден заместитель Председателя СМ СССР Борис Евдокимович ЩЕРБИНА – председатель Бюро по топливно-энергетическому комплексу. Он был вне Москвы, находился в это время в одном из регионов страны, проводя там партийно-хозяйственный актив. Мы узнали, что он летит на самолете оттуда и как только прилетит, мы загрузимся в уже подготовленный самолет и вылетим в Киев, откуда на машинах отправимся на место происшествия.
В состав Правительственной комиссии первый, утвержденный, сейчас это говорю по памяти, был включен, кроме товарища ЩЕРБИНЫ, Министр энергетики МАЙОРЕЦ, заместитель Министра здравоохранения ВОРОБЬЕВ Евгений Иванович, который то же прибыл с другого региона Советского Союза во Внуково, чуть раньше ЩРБИНЫ. Был включен в состав Правительственной комиссии Заместитель Председателя Госатомэнергонадзора Виктор Алексеевич СИДОРЕНКО, давний сотрудник нашего Института, член-корреспондент АН СССР. Был включен в состав Правительственной комиссии, кроме нас, товарищ СОРОКА заместитель Генерального прокурора СССР, а также Федор Алексеевич ЩЕРБАК, руководитель одного из важных подразделений Комитета Государственной безопасности, и в состав Правительственной комиссии был включен также заместитель Председателя СМ Украины, который должен был ждать нас на месте, тов. НИКОЛАЕВ и Председатель облисполкома тов. Иван ПЛЮЩЬ. Вот примерный состав Правительственной комиссии, который мне запомнился первым.
Как только Борис Евдокимович прилетел во Внуково, тут же он пересел в подготовленный самолет и мы вылетели в Киев.
В полете разговоры были тревожными. Я пытался рассказать Борису Евдокимовичу аварию на станции «Тримайален», которая произошла в США в 1979 году. Показать, что скорее всего причина, приведшая к той аварии, никакого отношения не имеет к событиям в Чернобыле из-за принципиальной разности конструкций аппаратов. Вот в этих обсуждениях-догадках прошел часовой полет.
В Киеве, когда мы вышли из самолета, первое, что бросилось в глаза, – кавалькада черных правительственных автомобилей и тревожная толпа руководителей Украины, которую возглавлял Председатель СМ Украины тов. ЛЯШКО Александр Петрович. Лица у всех были тревожные, точной информацией они не располагали, но говорили, что там дело плохо. Поскольку какой-то конкретной информации мы здесь не получили, то быстро погрузились в автомобили и я оказался как раз в автомобиле с тов. ПЛЮЩЕМ. Поехали на атомную электростанцию. Расположена она в 140 км. от Киева. Вечерняя дорога была. Информации было мало, готовились мы к какой-то необычной работе и поэтому разговор носил такой отрывочный характер с длинными паузами и, вообще все были в напряжении и каждый из нас желал побыстрее попасть на место, понять что же там на самом деле произошло и какого масштаба событие, с которым мы должны встретиться.
Вспоминая сейчас эту дорогу, я должен сказать, что тогда мне и в голову не приходило, что мы двигаемся на встречу событию надпланетарного масштаба, событию, которое, видимо, навечно войдет в историю человечества как извержение знаменитых вулканов, скажем – гибель людей в Помпее или что не будь близкое к этому. В дороге мы этого еще не знали, мы просто думали, какого же масштаба работа нас ждет. Просто или сложно будет там, на месте, в общем, все мысли наши были направлены на то, что нас ждет.
Через несколько часов мы достигли города Чернобыля, хотя атомная станция называется Чернобыльской, расположена она в 18 километрах от этого районного города, очень зеленого, очень приятного, такого тихого, сельского – такое впечатление произвел он на нас когда мы его проезжали. Там было тихо, спокойно, все как в обыденной жизни.
Свернули мы на дорогу, ведущую к городу Припяти, а вот город Припять – это уже город энергетиков, город в котором жили и строители и работники Чернобыльской АЭС. О самой станции, истории ее сооружения, е эксплуатации я расскажу чуть позже, чтобы не прерывать хронологию событий. Вот в Припяти уже чувствовалась тревога, мы сразу подехали к зданию городского комитета партии, расположенного на центральной площади города. Одним словом, гостиница, довольно приличная находилась рядом и вот здесь нас встретили руководители органов местной власти.
Здесь уже находился МАЙОРЕЦ, он прилетел туда раньше, чем правительственная комиссия. Находилась также группа специалистов, прибывших туда по первичному сигналу тревоги.
Сразу было устроено первое заседание Правительственной комиссии. К нашему или, по крайней мере, к моему удивлению Правительственной комиссии не было доложено сколь не будь точной обстановки, которая сложилась и на самой станции и в городе.
Точно было доложено только то, что это произошло на 4-м блоке ЧАЭС во время проведения внештатного испытания работы турбогенератора 4-го блока в режиме свободного выбега. Во время этого эксперимента произошли последовательно два взрыва и было разрушено здания реакторного помещения. Пострадало заметное количество персонала. Цифра была еще не точна, но было видно, что в масштабе сотен человек получили лучевое поражение. Доложили так же что уже два человека погибли, остальные находятся в больницах города и что радиационная обстановка на 4-м блоке довольно сложная. Радиационная обстановка в г.Припяти существенно отличалась от нормальной, но не представляла еще сколько не будь существенной опасности для радиационного поражения людей, находящихся в Припяти.
Правительственная Комиссия, заседание которой очень энергично, в присущей ему манере провел Борис Евдокимович ЩЕРБИНА, сразу распределила всех членов Правительственной комиссии по группам, каждая из которых должна была решать свою задачу.
Первая группа, возглавить которую было поручено Александру Григорьевичу МЕШКОВУ, который также был в составе Правительственной комиссии. Эта группа должна была начать определение причин, приведших к аварии.
Вторая группа, во главе с тов. АБАГЯНОМ должна была определить и организовать все дозиметрические измерения в районе станции и в городе Припяти и близлежащих районах, а дальше группы гражданской обороны. А в это время появился генерал ИВАНОВ, возглавлявший службу гражданской обороны того региона и должны были начать подготовительные меры к возможной эвакуации населения и первостепенными дезактивационными работами. Генерал БЕРДОВ, возглавлявший Министерство внутренних дел республики должен был действовать с точки зрения определения порядка нахождения в пораженной зоне людей.
Сам я вошел и возглавил группу, целью которой было выработать мероприятия, направленные на локализацию происшедшей аварии.
Группе Евгения Ивановича ВОРОБЬЕВА было поручено заняться больными и всем комплексом медицинских мероприятий.
Уже когда мы подъезжали к городу Припяти, поразило небо, километров за восемь– десять от Припяти. Багровое такое, точнее малиновое, зарево стояло над станцией, что делало ее совсем не похожей на атомную станцию. Известно, что на атомной станции с ее сооружениями, с ее трубами, из которых обычно ничего видимым образом не вытекает, представляют собой сооружения очень чистые и очень аккуратные. И глазу специалиста атомная станция представляется всегда объектом, которые не имеет никаких газов. Это ее отличительный признак, если не говорить о специфических конструктивных особенностях таких станций. А тут такое вдруг – как металлургический завод или крупное химпредприятие, над которым такое огромное малиновое в пол-неба зарево. Это тревожило и делало ситуацию необычной.
Сразу стало видно, что руководство атомной станции и руководство Минэнерго, какое там присутствовало, ведут себя противоречиво. С одной стороны, большая часть персонала, руководители станции, руководство Минэнерго, прибывшие на место, действовали смело, готовы были к любым действиям. Скажем, операторы первого и второго блока не покидали свои посты. Не покидали своих постов операторы и все работающие на третьем блоке, а третий блок находился в том же здании, что и четвертый блок. В готовности были различные службы этой станции, т е. была возможность найти любого человека, была возможность дать любую команду, любое поручение. Но какие давать команды, какие давать поручения и как точно определить ситуацию до приезда Правительственной комиссии?!
Она прибыла 26 в 20 час. 20 мин. Плана действий к этому времени какого-то ясного и осознанного не было. Все это пришлось делать Правительственной комиссии. Ну, прежде всего, третий блок получил команду на остановку реактора и его расхолаживание. Первый и второй блоки продолжали работать несмотря на то, что его внутренние помещения имели уже достаточно высокий уровень радиационного загрязнения измерявшиеся десятками, а в отдельных точках – сотнями миллирентген в час.
Это внутреннее загрязнение помещений первого и второго блоков произошло за счет приточной вентиляции, которая не была сразу же моментально отключена и загрязненный воздух с площадки через приточную вентиляцию попал в эти помещения. А люди продолжали там работать. И вот, по инициативе Александра Егоровича МЕШКОВА первая команда, которая туда пошла, должна была немедленно приступить к расхолаживанию и первого и второго блока. Эту команду дал именно МЕШКОВ, а не руководство станции и не руководство Минэнерго. Команда начала немедленно выполняться.
Юорис Евдокимович ЩЕРБИНА немедленно вызвал химвойска, которые довольно оперативно прибыли во главе с генералом ПИКАЛОВЫМ и вертолетные части, расположенные неподалеку в г. Чернигове. Группа вертолетов прибыла во главе с генералом АНТОШКИНЫМ, который был начальником штаба от соответствующего подразделения ВВЭС. Начались облеты, осмотры внешнего состояния 4-го блока ЧАЭС.
В первом же полете было видно, что реактор полностью разрушен. Верхняя плита это, так называемая, «Елена», герметизирующая реакторный отсек, находилась почти в строго вертикальном положении, но под некоторым углом, т е. видно было, что она вскрыта, а для этого нужно было довольно приличное усилие. Значит верхняя часть реакторного зала была разрушена полностью. На крышах машинного зала, на площадке территории валялись куски графитовых блоков, либо целиковые, либо разрушенные. Виднелись довольно крупные элементы тепловыделяющих сборок. И сразу же по состоянию, по характеру разрушения мне, например, было видно, что произошел объемный взрыв и мощность этого взрыва порядка, так по опыту из других работ, как я мог оценить, – от трех до четырех тонн тринитротолуола – так в тротиловом эквиваленте это можно было оценивать.
Из жерла реактора постоянно истекал такой белый, на несколько сот метров столб продуктов горения, видимо, графита. Внутри реакторного пространства было видно отдельными крупными пятнами мощное малиновое свечение. При этом однозначно было трудно сказать, что является причиной этого свечения – раскаленные графитовые блоки, оставшиеся на месте – потому, что графит горит равномерно, выделяя белесые продукты обычной химической реакции. А видимый все-таки свет, который потом отражался в небе, это было свечение раскаленного графита. Такая мощная раскаленность графитовых блоков.
Были быстро определены мощности излучения в различных точках вертикальных и горизонтальных плоскостей.
Было видно, что активности вышло наружу 4-го блока достаточно много, но первый вопрос, который всех нас волновал, был вопрос о том, работает или не работает реактор или часть его, т е. продолжается ли процесс наработки короткоживущих радиоактивных изотопов. Поскольку это необходимо было быстро и точно установить была предпринята первая попытка военным бронетранспортером, принадлежавшим химвойскам, были вмонтированы датчики, которые имеют и гамма каналы измерений и нейтронные каналы измерений. Первое измерение нейтронным каналом показало, что якобы существует мощное нейтронное излучение. Это могло значить что реактор продолжает работать.
Для того, чтобы в этом разобраться мне пришлось самому на этом бронетранспортере подойти к реактору и разобраться в том, что в условиях тех мощных гамма-полей, которые существовали на объекте, нейтронный канал измерений, как нейтронный канал, конечно, не работает, ибо он чувствует те мощные гамма-поля, в которых этот нейтронный канал как измеритель просто неработоспособен.
Поэтому, наиболее достоверная информация о состоянии реактора была нами получена по соотношению коротко и долго относительно живущих изотопов йода 134 и 131 и, путем радиохимических измерений, довольно быстро убедиться в том, что наработки короткоживущих изотопов йода не происходит и, следовательно, реактор не работает и он находится в подкритическом состоянии.
Впоследствии, на протяжении нескольких суток, неоднократный соответствующий анализ газовых компонент показывал отсутствие истекающих короткоживущих изотопов. И это было для нас основным свидетельством подкритичности той топливной массы, которая осталась после разрушения реактора. Сделав эти первичные оценки о том, что реактор не является работающим, далее нас стали следующие вопросы волновать. Это судьба населения, количество персонала, которое должно быть на станции и которое должно ее, даже в таком положении обслуживать – первые вопросы. Прогнозирование возможного поведения той топливной массы, которая осталась после разрушения реактора, определение геометрических размеров и всяких возможных ситуаций и избрание способа действия.
К вечеру 26-го все возможные способы залива активной зоны были испробованы, но они ничего не давали кроме довольно высокого парообразования и распространения воды по различным транспортным коридорам на соседнем блоке. Ясно было, что пожарники в первую же ночь ликвидировав пожары и очаги пожаров в машинном зале, то сделали это они очень оперативно и точно.
Иногда вот думают, что значительная часть пожарников получила высокие дозы облучения потому, что они стояли в определенных точках как наблюдатели за тем не возникнут ли новые очаги пожаров и кое-кто их осуждал за это, считая, что это решение было неграмотным, неправильным.
Это не так, потому, что в машинном зале находилось много масла и водород в генераторах и много было источников, которые могли вызвать не только пожар но и взрывные процессы, которые могли привести к разрушению, скажем и третьего блока ЧАЭС. Поэтому действия пожарных в этих конкретных условиях были не просто героическими но и грамотными, правильными и эффективными в том смысле, что они обеспечивали первые точные мероприятия по локализации возможного распространения случившейся аварии.
Следующий вопрос возник перед нами когда стало ясно, что из кратера разрушенного четвертого энергоблока выносится довольно мощный поток аэрозольной газовой радиоактивности. Ясно было, что горит графит и каждая частица графита несет на себе достаточно большое количество радиоактивных источников. Значит, стала перед нами сложная задача: – скорость, обычная скорость горения графита где-то составляет тонну в час. В 4-м блоке было заложено около двух с половиной тысяч тонн графита. Следовательно 240 часов, при нормальном горении эта масса могла бы гореть, унося с продуктами своего горения ту радиоактивность которую могла набрать и распространить на большие территории.
При этом температура внутри разрушенного блока скорее всего была бы ограничена температурой горения графита, то есть, в районе полутора тысяч градусов или чуть выше, но выше бы не поднималась. Установилось бы некоторое такое равновесие. Следовательно, топливо, таблетки окиси урана, могли бы расплавиться и не давать дополнительного источника радиоактивных частиц. Но этот многодневный вынос радиоактивности с продуктами горения значит, конечно привел бы к тому, что огромные территории оказались бы интенсивно зараженными различными радионуклидами. Поскольку радиационная обстановка какие-то эффективные действия предполагала, делать их представлялось возможным производить только с воздуха и с высоты не менее чем двести метров над реактором, то соответствующей техники, которая позволяла бы, скажем, традиционно с помощью воды и пены и других средств завершить гашение графита, не было.
Надо было искать нетрадиционные решения и мы начали думать об этих нетрадиционных решениях. Нужно сказать, что наши размышления сопровождались постоянными консультациями с Москвой, где у аппарата ВЧ постоянно находился, скажем, Анатолий Петрович АЛЕКСАНДРОВ. Активно участвовал в наших рассуждениях целый ряд сотрудников Института атомной энергии, сотрудники Министерства энергетики. Каждая служба, например, пожарники по своей части держали соответствующую связь со своими Московскими организациями. Уже на второй день пошли различные телеграммы, предложения. Из-за рубежа предлагали вообще разные варианты воздействия на горящий графит с помощью различных смесей.
Логика принятия решения была такая. Прежде всего нужно было ввести столько, сколько можно боро-содержащих компонентов, которые при любых перемещениях топливной массы, при любых неожиданных ситуациях, обеспечили бы в кратере разрушенного реактора достаточно большое количество эффективных поглотителей нейтронов. К счастью на складе оказалось незагрязненным достаточно большое количество (сорок тонн) карбида бора, который и был прежде всего с вертолетов сверху заброшен в жерло разрушенного реактора.
Таким образом, первая задача – задача введения нейтронного поглотителя максимального размера и количества была выполнена быстро и оперативно.
Вторая задача – задача, связанная с введением таких средств, которые стабилизировали бы температуру, заставляя энергию выделяющуюся при распаде мощной топливной массы затрачиваться на фазовые переходы. Первое предложение, которое, скажем, мне пришло в голову, и которое было мною предложено – забросать в реактор максимальное количество железной дроби. На станции ее было достаточно большое количество. Это железная дробь, которая вводится обычно в бетон при строительстве, что бы сделать его тяжелым, но оказалось, что склад, на котором эта железная дробь храниться, во-первых оказался накрытым проходящим первичным облаком после взрыва и работать с сильно зараженной дробью было практически невозможно. Во-вторых, нам не была известна температура, при которой возможно стабилизировать, допустим, скажем, что там температура средне-массовая была бы существенно меньше, чем температура плавления железа. Тогда введение железа в этом смысле, ну, было бы недостаточно. По крайней мере потому, что мы пропустили бы момент возможной стабилизации температуры на более низком уровне. Поэтому в качестве таких стабилизаторов температуры были предложены и после многочисленных консультаций и обсуждений выбраны два компонента: свинец и доломит. Первый ясно – он плавится при низкой температуре. Во-первых – легкоплавкий металл. Во-вторых – обладает некоторой способностью экстрагировать радиоактивные элементы. В-третьих он способен, застывая, относительно в холодных местах создавать защитный экран от гамма-излучения и поэтому это решение – правильное. Конечно, оставалась опасность того, что температуры существенно более высокие, то заметная часть свинца может испариться и где-то там при обыкновенной температуре 1600—1700 градусов и тогда в дополнение к радиоактивному загрязнению может возникнуть свинцовое загрязнение местности и с эффективной стороны роли этот компонент не сыграет. Поэтому группа из Донецка, принадлежащая Министерству энергетики Украины, была отдана в мое распоряжение. Они располагали шведской фирменной (фирмы «Ада») техникой, тепловизорами, начали постоянные облеты четвертого блока, фиксируя температуру поверхности. Задача была непростая потому, что датчиками в этих тепловизорах служат полупроводники и нужно было ухитриться правильно интерпретировать результат, имея ввиду, что мощное гамма-излучение, попадающее на полупроводник, существенно искажало результаты измерения. Поэтому я предложил наряду с вот с такими тепловизорными измерениями температуры 4-го блока, производимыми с воздуха, дополнить эти измерения с земли прямыми термопарными измерениями.
Эту операцию осуществлял Евгений Петрович РЯЗАНЦЕВ вместе с вертолетчиками. На длинных фалах опускали термопары. Это тоже была непростая работа – измерить температуру поверхности.
И, наконец, поскольку продолжалось горение графита, то мною было предложено осуществлять в различных точках разрушенного реактора производить воздухозабор проб и направлять в Киев для определения компонент СО и СО2 и их соотношение, по которым хотя и с не очень большой точностью, но все таки можно было судить о максимальных температурах, в которых находится разрушенный 4-й блок. Совокупность всех данных привела нас к тому, что в зоне реактора существуют, но небольшие области высокой температуры, максимальной, которую нам удалось обнаружить, составляло две тысячи градусов. Ну, а основные поверхности проявляли себя в области температуры, не превышающей триста градусов Цельсия. Поэтому в этом смысле заброс свинца мог быть эффективным. После таких оценок было принято соответствующее решение и 2400 тонн свинца в различных его формах были введены с высокой точностью и с большим мастерством вертолетными службами.
Количество вводимого свинца возрастало день ото дня. Я был поражен тому темпу, тому масштабу с которым весь необходимый материал был доставлен для выполнения этой операции.
Но, учитывая, что были высокотемпературные области, было решено использовать и карбонат, содержащий породы, в частности, доломит, назначением которого было то же самое. Там где возможно было стабилизировать температуру, затратив энергию на разложение доломитовых компонентов, скажем, оставался Магний ОА – оксит, довольно хорошо проводящий тепло и как свинец, попавший на место, расширяющий зону теплоизлучения, теплопроводя по всем металлическим конструкциям выделяемое тепло. Но оксит магния, конечно не металл. Теплопроводность его безкорментна и больше, а образующийся оксит в природе нарушал концентрацию кислорода в зоне горения и способствовал прекращению горения. Вся эта группа металлов, по этой, примерно, логике вводилась в зону разрушенного реактора.
Анатолий Петрович АЛЕКСАНДРОВ очень советовал нам начать вводить глину, которые являются неплохими сорбентами для выделяющихся радионуклидов. Вводимые глины и большое количество песка просто как фильтрующего слоя способно задержать выходящий там случай, если начнут все таки плавиться таблетки с двуокисью урана, начнут выделяться радиоактивные компоненты, что бы часть из них хотя бы задержать внутри реактора.
Ясно конечно, что сбросы любых предметов с 200-метровой высоты, создавал сложную ситуацию вокруг 4-го блока, потому, что каждый сброс тяжести весом более 200 кг. с высоты 200 метров поднимал вверх облако пыли после удара и пыль эта несла с собой много радиоактивности, но образуемые частицы, поднимающиеся в это время на верх агломерировались, укрупнялись и выпадали где-то в зоне 4-го блока или, по крайней мере, на площадке станции. И в этом смысле даже само облако играло роль защиты для того, что бы мелкие аэрозольные частицы не продвигались на существенные расстояния, чем зона самой станции. Судя по характеру выноса радиоактивности из зоны 4-го блока как по величине, так и по динамике этого выноса, все эти мероприятия оказались достаточно эффективными и заметная часть активности была локализована, не распространилась на большие расстояния, за исключением, скажем, какого-то количества цезия и стронция – наиболее низко-плавкой компоненты топлива.
Так, в общем, в сумме мероприятий, позволило как-то закупорить четвертый блок, создать фильтрующий слой, не допустить плавления самого топлива в силу возможности проведения достаточно большого количества, то есть не проведения естественного прохождения достаточно большого количества эндотермических реакций. И все это позволило ограничить заметным образом зону распространения радиоактивности из района 4-го блока станции на наиболее удаленные территории.
Это вот мероприятия, связанные с локализацией. Эти решения, так по этой схеме принимались 26 вечером, а реализовывались они с 26 апреля и по 2 мая, включительно.
Вот основной период, когда осуществлялся очень интенсивный заброс всех материалов. После 2-го мая заброс был прекращен, несколько дней была пауза, затем, где-то после 9-го мая, когда при облете 4-го блока было обнаружено пламенеющее пятно. Значит, то ли графитовой кладки, то ли какой-то металлической конструкции достаточно высокой температуры. Туда было сброшено еще 80 тонн свинца. Это был последний массированный сброс материалов в зону 4-го реактора.
Кроме вот таких материалов, которые имели назначение стабилизировать температуру внутри 4-го блока, либо создать необходимый фильтрующий слой, в зоне 4-го реактора, по предложению Бориса Венеаминовича ГИДАСПОВА, члена-корреспондента АН, который прибыл на помощь работающей там группе (это было уже позднее, где-то после 10 мая) осуществлялась операция по пылеподавлению. Соответствующие растворы, содержащие пыленеобразующие материалы заливались в пластиковые мешки, забрасывались в зону реактора, где при падении они разрывались, раствор покрывал значительную поверхность разрушенного блока и полимеризуясь, застывал там тоже. Дополнительно такой фильтрующий слой создавался на материалах способных к пылению и дальнейшему распространению. Все это были мероприятия, намеченные, повторяю, 26 апреля вечером. В общем, во всей своей совокупности длилось где-то до 12, может, 15 мая, причем загрузка основных материалов был закончен, как уже было сказано – 2-го мая.
Вот эта линия локализации аварии. Естественно, эти мероприятия сопровождались постоянными забросами воздуха на фильтры оценкой и количество выносимых из 4-го блока радиоактивных компонентов и видна была динамика. Если первоначальная сумма активности, я не имею ввиду первое первичное радиоактивное облако, вынесенное в момент взрыва, а вынос радиоактивности уже в стационарных условиях составляли 1000 кюри в сутки, то скажем, к моменту моего отъезда из Чернобыля, второго отъезда, 12 мая – эта величина уже не превышала 100-н кюри в сутки и потом она все более и более уменьшалась.
Было, конечно, много споров по точности, правильности забора проб, по точности и правильности измерения и расчетов, которые делались на основании проведенных измерений. Все это говорило о том, что даже простые дозиметрические измерений высокой культуры во всех точках в которых бы их не проводили, не было. Но об этом опыте несколько слов будет чуть позже сказано.
Вот я описал работу до и после локализации последствий аварии, но еще более существенным элементом решения Правительственной комиссии 26-го апреля был вопрос о населении.
Сразу после принятия решения о расхолаживании 4-го блока было принято решение об обсуждении вопроса о городе Припяти. 26-го вечером радиационная обстановка в нем была еще более или менее благополучная. Измеряемые от миллирентгена в час до максимальных значений – десятков миллирентген в час, конечно это не здоровая обстановка, но она еще позволяла казалось бы какие-то размышления.
Вот в этих условиях с одной стороны, повторяющихся радиационных измерений, с другой стороны, в условиях, когда медицина была ограничена сложившимися порядками, инструкциями, в соответствии с которыми эвакуация могла быть начата в том случае, если бы для гражданского населения существовала бы опасность получить 25 биологических рентген на человека в течении какого-то периода времени пребывая в этой зоне и обязательной такая эвакуация становилась только в том случае, если бы угроза получения населением 75 биологических рентген на человека во время пребывания в пораженной зоне.
А в интервале от 25 до 75 рентген право принять решение принадлежало местным органам. Вот в этих условиях и шли дискуссии, но тут я должен сказать, что физики, особенно, Виктор Алексеевич СИДОРЕНКО, предчувствуя, что динамика будет меняться не в лучшую сторону, настаивали на обязательном принятии решения об эвакуации, но и, значит, медики здесь, что-ли, уступили физикам и где-то в 10 или 11 часов вечера 26-го апреля Борис Евдокимович, прослушав нашу дискуссию, принял решение об обязательной эвакуации.
После этого представители Украины: тов. ПЛЮЩЬ и тов. НИКОЛАЕВ приступили к немедленной подготовке эвакуации города на следующий день.
Это была не простая процедура, нужно было организовать необходимое количество транспорта. Оно было вызвано из Киева. Нужно было точно разведать маршруты, по которым вести население, а генерал БЕРДОВ возглавил работу по их определению и оповещению населения с тем, чтобы они не выходили из каменных домов.
К сожалению это значит, что информация шла путем устного информирования через заходы в подъезды, вывешивания всяких объявлений и, видимо, не до всех дошла, потому, что утром 27 на улицах города можно было видеть и матерей, везущих в колясках своих детей, детишек, перемещающихся по городу и вообще некоторые, так сказать признаки такой обычной воскресной жизни.
Нам одиннадцать часов утра уже было официально объявлено, что весь город будет эвакуирован к 14 часом. Был полностью собран весь необходимый транспорт, определены маршруты следования и прямо в два, два с половиной часа, практически весь город, за исключением персонала, так же определенного, только который был необходим для функционирования коммунальных служб города и для тех людей, которые были связаны со станцией, вся остальная часть населения город покинула.
Персонал, который должен был обслуживать Чернобыльскую АЭС был перемещен в пионерский лагерь «Сказочный», находящийся за десять км. от г. Припяти. Вся эта эвакуация была проведена достаточно аккуратно, быстро и точно, хотя проходила в условиях необычных.
Отдельные проколы, неточности, к сожалению были. Ну, например, отдельная группа граждан обратилась в Правительственную комиссию с просьбой эвакуироваться на собственных автомобилях, а их в городе несколько тысяч было, ну, и после некоторых размышлений – такое разрешение было дано. Хотя, наверное, неправильно, потому, что часть вот таких автомобилей в которых люди эвакуировались, были загрязнены, а необходимые дозиметрические посты, проверяющие качество автомобилей, уровень их загрязненности, все это было организовано несколько позже.
Таким образом в городе вещи, которые люди брали с собой (правда брали минимальные количества, надеясь что эвакуация на непродолжительное время – несколько дней) разнесли загрязненность за пределы Припяти. Но я повторяю, что эвакуация проходила в тот момент, когда уровень загрязненности самого города еще был не высок, поэтому и уровень загрязненности предметов, вывезенных людьми, уровень загрязненности самих людей, не были высоки. Практика потом показала, что никто из гражданского населения города Припяти, не бывших на самой станции в момент аварии, а это почти 50 тыс. человек, никто никакого существенного поражения и облучения не получил.
Это была вторая линия – защита людей. Затем стали проводиться более тщательно организованные и службами Госкомгидромета и службами генерала ПИКАНОВА, станционными службами и службами физиков, которые по нашему вызову появились на станции. Проводился все более и более тщательный дозиметрический контроль обстановки, уже более тщательно изучался изотопный состав. Нужно сказать, что конечно, хорошо поработали дозиметрические службы, военные, но наиболее точную информацию мы получили от развернутой на пораженной территории лаборатории радиоинститута, группу которой возглавлял, приехавший сюда первым тов. ПЕТРОВ. Например, вот дозиметрической деятельности НИКИЭТа, службу которой возглавлял тов. ЕГОРОВ, вот они давали нам конечно наиболее точные данные как по изотопному составу так и по характеру распределения активности и на их данных мы базировались для принятия тех или иных решений.
Ясно было, что все первые дни, в силу изменения характера движения воздушных масс, в силу пыления в районе самого 4-го блока, сопровождавшего сбросы предметов и масс в реактор, все это меняло обстановку и зона распространения радиоактивности и за счет ветрового переноса и за счет пылевого переноса, разносилась ОБРЫВ.
Несколько слов о том в каких условиях работала Правительственная комиссия, несколько личных впечатлений того периода времени.
Прежде всего я хочу сказать, что удачным наверное оказался выбор Бориса Евдокимовича ЩЕРБИНЫ в качестве Председателя Правительственной комиссии. Потому, что он обладает таким качеством как обязательное обращение к точке зрения специалистов, очень быстро схватывает эти точки зрения и тут же способен к принятию решения. Ему не свойственна медлительность, робость, в принятии тех или иных решений. Это просто было заметно в обстановке чрезвычайной.
Я приведу только один пример такой, когда путем сложных рассуждений по поводу свинца, например, по тому, что скажем когда разговаривал со мной АЛЕКСАНДРОВ, он очень долго не понимал зачем и почему нужен свинец. Я ему объяснял, что не возможности ввести во-первых железную дробь, в силу тех причин о которых я уже сказал, а ждать появления со станции, это значит заранее идти на стабилизацию температуры на очень высоком уровне, а нам хотелось все таки стабилизировать ее на существенно более низком уровне. По моим первым оценкам и прикидкам была заказана партия в 200 тонн, но я сказал Борису Евдокимовичу, что 200 тонн никаких проблем не решают. По настоящему надо было бы и нестрашно было назвать цифру в 2000 тонн для помещения в чрево разрушенного реактора. Он выслушал меня (мне казалось эта цифра очень большой и трудной для государства – за какие-то сутки или двое доставить такое количество) и, как я потом узнал он тут же заказал 6000 тонн свинца, потому, что полагал, что может быть в расчетах мы ошибаемся и считал, что лучше избыток и не испытывать дефицита в материале, чем не завершить работу как надо было ее завершать. Это только частный пример.
Удивление вызывал персонал самой станции. Очень противоречивые представления оставлял
Я уже об этом несколько слов говорил. Мы застали людей готовых к любым действиям в любых условиях. Потом уже в отдельных фильмах, в отдельных воспоминаниях, в рассказах я читал, что были люди, в том числе и со станции, которые дезертировали, покинули свои рабочие места. Но ситуация была сложной. Особенно после эвакуации многие люди не знали где находятся их дети, матери, потому что эвакуировали людей в разные стороны.
Кто-то оставался в деревнях и поселках, куда их привезли, а кто-то немедленно доставал билеты и уезжал к своим родственникам6 но к каким и куда. Это все психологически осложняло картину и, тем не менее все работники станции от самых рядовых и высокопоставленных, работники Министерства энергетики были готовы к самым активным, к самым яростным, как это сказать, отчаянным действиям.
Но какие нужны были действия, что нужно было делать в этой ситуации, как спланировать и организовать эту работу, в этом плане никакого понимания необходимой последовательности действий у хозяев станции и руководства Минэнерго не обнаруживалось и мне заранее в таком изложении и изученном виде, скажем в вариантах которые рождались бы тут же вот здесь, эту функцию определения обстановки и ведения необходимых действий приходилось брать на себя Правительственной комиссии.
Обращала на себя внимание такая растерянность даже в пустяках. Вспоминаю первые дни, когда Правительственная комиссия находилась еще в Припяти, то не было необходимого количества защитных респираторов, индивидуальных дозиметров, так называемых ТЛД и, даже не очень надежных карандашей-счетчиков, которые показывали бы.
Всего этого было мало и не хватало для всех участвующих в работе. Кроме того большая часть из них либо были не заряжены, либо были люди не проинструктированы как точно ими пользоваться в какой момент времени необходимо перезаряжать соответствующий дозиметр. Вот это было довольно неожиданно. Там можно было кусать себе локти, потому, что на станции не было автоматов внешней дозиметрии, которые бы кругом выдавали бы автоматическую телеметрическую информацию по радиационной обстановке в радиусе, скажем, 1, 2, 4 – 10 км. Поэтому приходилось организовывать большое количество людей для проведения разведывательных операций. Не было, скажем, радиоуправляемых самолетов, снабженных дозиметрическими приборами и поэтому пришлось изрядное количество пилотов, вертолетчиков использовать для измерительных для разведывательных целей. Понятно, что незаменим человек в тех случаях когда предстояло произвести какие-то технологические работы. Сброску груза или осуществление какой-то другой операции, связанной с крупногабаритными приборами, поставленными на борт вертолета. Здесь люди необходимы, но простейшие и часто выполняемые операции казалось бы могли совершаться беспилотными малогабаритными радиоуправляемыми средствами, летательными.
Вот этой техники в наличии не оказалось. Значит, не оказалось элементарной культуры. В первые дни, по крайней мере, потому, что в городе Припяти, в помещении, в котором 27, 28 и 29 апреля были достаточно грязными, привозили необходимое количество продуктов, ну что там колбасу, огурцы и помидоры, бутылки с пепси-колой, фруктовые воды, все это доставлялось в комнаты и тут же голыми руками резалось, поедалось. Т.е. такой, даже, гигиенической культуры в первые дни, для правильного принятия пищи, не было. Это уже потом, спустя несколько дней, когда все более-менее организовалось появились соответствующие столовые, палатки, соответствующие санитарно-гигиенические условия. Правда довольно примитивные, в которых хоть можно было контролировать руки людей, которые принимали пищу и качество, с точки зрения загрязненности, самой пищи.
В первые дни все это было конечно не организованно и это все поражало. Вот такие бытовые эпизоды.
Правительственная комиссия несколько первых дней работала в г.Припяти. Штаб размещался в городском комитете партии. Ночь, если удавалось ее провести, ночевали люди в гостинице, расположенной рядом с городским комитетом партии. Когда эвакуация была закончена, еще пару дней Правительственная комиссия находилась в Припяти, а затем она переместилась в районный комитет партии города Чернобыля, как место работы и в одной из военных частей в казарменном городке. Спустя некоторое время ей были бытовые условия созданы для работы. Вот бытовая часть – жилье для Правительственной комиссии было размещено в городе Иванкове, что уже в 50 км. от Чернобыля.
Но было видно, что при таких перемещениях никаких там загородных пунктах управления никаких развернутых пунктах в которых можно было вести управленческую работу в такой сложной ситуации, ничего подготовлено не было и все это приходилось изобретать на ходу вместе, удачно и неудачно.
На второй по моему день или на третий я предложил сразу же организовать информационную группу в составе Правительственной комиссии. Пригласил в нее двух или трех опытных журналистов, которые бы получали информацию технического, медицинского, радиационного характера от специалистов в том объеме в котором это было необходимо – в полном ли или в частичном, ограниченном виде, но в частично ограниченном виде когда у нас самих не было полной ясности что бы не было неточностей каких-то и выпускать ежедневно, а может быть по несколько раз в сутки соответствующую прессу, которая могла бы передаваться в ТАСС в газеты по телевидению. Что и как происходит, какова обстановка, как вести себя населению.
Это не отвергалось, но так, по моему, до сегодняшнего дня, вот такой пресс-клуб создан не был.
как его оценивают реальные участники событий?
Пока критики и простые зрители восхищаются сериалом HBO, у тех, кто был в Припяти после аварии, разные оценки, особенно о центральном герое фильма академике Валерии Легасове
Владимир Губарев. Фото: Михаил Метцель/ТАССОбновлено 6 июня в 10:10
Академик Валерий Легасов был назначен членом правительственной комиссии по расследованию причин и по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Он провел там в общей сложности 60 суток и принимал ряд важнейших решений, информировал правительство о ситуации в зоне аварии.
Как и показано в сериале, именно Легасов предложил состав смеси (бор и песок), которой был засыпан горящий реактор. В том числе благодаря этому неблагоприятные последствия аварии оказались меньшими, чем могли бы быть. Именно он настаивал на немедленной полной эвакуации Припяти. Полученная доза радиации очень сильно повлияла на здоровье Легасова.
Сценарист сериала Крейг Мейзин рассказал о самом большом художественном допущении, которого не было в действительности: Легасов не был на суде в Чернобыле и не рассказывал там о недостатках реактора. По сюжету Легасов пошел на сделку с КГБ и заявил: реактор взорвался из-за конструкции графитовых стержней.
В реальности в августе 1986 года в Вене состоялось специальное совещание Международного агентства по атомной энергетике (МАГАТЭ). Там выступал Легасов. Спустя два года после трагедии в Чернобыле академика нашли мертвым у него дома. После самоубийства Легасова о реальных причинах катастрофы узнали все — остались его аудиозаписи.
О судьбе Валерия Легасова и о сериале в целом мы беседовали с редактором газеты «Правда» по науке Владимиром Губаревым. Он был одним из первых журналистов, кто приехал в Чернобыль после аварии.
Сериал HBO Владимиру Губареву понравился, но есть претензии к описанию реальных персонажей.
— Валера Легасов, с которым мы были дружны, — это собирательный образ. Много черт и событий, к которым он не имел отношения. Просто соединили в одном человеке, в одном образе судьбы очень многих людей, которые работали в Чернобыле. То же самое Щербина. Борис Евдокимович был не таким примитивным человеком, как он здесь представлен. Когда берутся конкретные люди, это очень опасно всегда для тех, кто их хорошо знал и это уже не художественный образ. Я не говорю о карикатурах, которые там на заседании политбюро, ничего этого не было, это все выдуманное. Авторы сценария и авторы фильма достаточно глубоко проникли в события чернобыльские, и им удалось показать несколько хороших эпизодов, потому что Чернобыль гораздо шире, глубже.
— Первая серия, когда Легасов относит свои записи…
— Да перестаньте, никуда он не относил. Он даже оставил это все на столе в МГУ и у себя в кабинете, и на кассете написал «Володе Губареву». То есть говорили за полгода, когда он как раз лежал в клинике, я к нему приезжал, договорились, что он надиктует много о Чернобыле, а потом просто Щербина забрал все записи Легасова. Ну и во время похорон, когда прощались с Валерием, я подошел к Лигачеву, к Рыжкову и сказал, чтобы мне мои записи вернули. Мне в тот же вечер и вернули. А через три дня я напечатал в «Правде» записи Легасова.
— Финал фильма: очень мало информации вот именно о самоубийстве Легасова.
— Ну как мало? Этим просто никто не занимался. В «Правде» напечатана была полоса «Жизнь и смерть академика Легасова» летом 1988 года — раз. Во-вторых, я, кажется, в апреле полетел в Токио, там я выступал впервые перед учеными и специалистами 102 стран мира. Это японский атомный промышленный форум. Я там должен был делать доклад о Чернобыле, я все отложил и сказал: «Знаете, что, расскажу-ка я вам о Валерии Легасове». Извините меня, до выхода американского фильма последние 20 лет никто не интересовался Чернобылем, это четвертая или пятая попытка американцев сделать фильм о Чернобыле. Сейчас они попали очень сильно в резонанс. И молодцы.
— На ваш взгляд, это хорошо?
— Хорошо, конечно. Потому что Чернобыль — это одна из величайших трагедий в истории цивилизации. Она касается всех: и американцев, и англичан, и нас. Я это поддерживаю, категорически поддерживаю. А сейчас будут об этом говорить. Ну, слава Богу, хоть, может быть, настоящим чернобыльцам, настоящим ликвидаторам будет чуть легче, а то в том же Киеве сняли все льготы ликвидаторам. Да и у нас уже нет льгот, вот там какие-то реформы все время шли.
О трагедии Губарев написал несколько книг. За пьесу «Саркофаг» его чуть было не исключили из КПСС. А потом пьесу поставили в театрах 60 стран мира.
Что касается нестыковок в сериале, обозреватель Bloomberg Леонид Бершидский обращает внимание, например, на пластиковые рамы в домах, которые изображают Припять 1986 года. Британский сценарист Карла Мари Свит недовольна тем, что в сериале нет ни одного чернокожего персонажа. Ее комментарий вызвал насмешки. Однако журналисты украинского издания «the Бабель» разыскали темнокожего ликвидатора по имени Игорь Хиряк. Издание ссылается на его страницу во «ВКонтакте».
Телеканал «Звезда» и телеграмм-канал Mash утверждают, что взяли интервью у Игоря Хиряка.
— Я был в срочной службе, она проходила в Киеве, в понтонно-мостовом полку. Когда я отслужил уже полгода, случилась авария, и по тревоге полк подняли, и мы прибыли для наведения моста в Чернобыле. Это с той стороны, с Белоруссии, ближайшие зараженные города, была эвакуация, и выезжали в сторону Киева уже.
— Какие-то последствия остались после аварии?
— Я думаю, это у меня повлияло на память, давление повышено. 2,5 месяца не выезжая. Впечатлило здание. Было такое впечатление, будто пенопластовая коробка, подожженная, она оплавилась, перекрытия, какие-то трубы как обрезанные торчали.
В интервью «Звезде» он рассказывает, что якобы полностью смотрел только первый сезон сериала, второй — фрагментами. Хотя никакого второго сезона HBO не выпускал.
Журнал «Россия в глобальной политике» обратил внимание на то, что «Чернобыль» посмотрел один из советников президента Ирана Роухани. Он написал в Twitter, что сериал ему понравился: он наглядно показывает, к чему ведет ложь. Как отмечает издание, примечателен сам факт того, что полуофициальное лицо Ирана открыто сообщает, что смотрит западную продукцию HBO. Более того, советник Роухани при этом указывает на весьма деликатную проблему — безопасность иранских ядерных объектов.
Добавить BFM.ru в ваши источники новостей?
Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем | Соловьев С.М., Кудряков Н.Н. | ISBN 9785171183653
Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем | Соловьев С.М., Кудряков Н.Н. | ISBN 9785171183653 | Купить книгуВалерий Легасов: Высвечено Чернобылем
Количество страниц
320
Заканчивается на складе
Чернобыльская катастрофа произошла более 30 лет назад, но не утихают споры о её причинах, последствиях и об организации работ по ликвидации этих последствий. Чернобыль выявил множество проблем, выходящих далеко за рамки чернобыльской темы: этических, экологических, политических. Советская система в целом и даже сам технический прогресс оказались в сознании многих скомпрометированы этой аварией. Чтобы ответить на возникающие в связи с Чернобылем вопросы, необходимо знание — что на самом деле произошло 26 апреля 1986 года.В основе этой книги лежат уникальные материалы: интервью, статьи и воспоминания академика Валерия Легасова, одного из руководителей ликвидации последствий Чернобыльской аварии, который первым в СССР и в мире в целом проанализировал последствия катастрофы и первым подробно рассказал о них. Помимо них, в книгу вошли статьи о технологическом и политическом аспектах катастрофы, написанные с использованием и современных материалов, и ранее не публиковавшихся архивных документов. Книга позволит читателю сформировать свое мнение о Чернобыльской катастрофе вопреки псевдонаучным теориям и политизированным популистским схемам. Chernobylskaja katastrofa proizoshla bolee 30 let nazad, no ne utikhajut spory o ejo prichinakh, posledstvijakh i ob organizatsii rabot po likvidatsii etikh posledstvij. Chernobyl vyjavil mnozhestvo problem, vykhodjaschikh daleko za ramki chernobylskoj temy: eticheskikh, ekologicheskikh, politicheskikh. Sovetskaja sistema v tselom i dazhe sam tekhnicheskij progress okazalis v soznanii mnogikh skomprometirovany etoj avariej. Chtoby otvetit na voznikajuschie v svjazi s Chernobylem voprosy, neobkhodimo znanie — chto na samom dele proizoshlo 26 aprelja 1986 goda.V osnove etoj knigi lezhat unikalnye materialy: intervju, stati i vospominanija akademika Valerija Legasova, odnogo iz rukovoditelej likvidatsii posledstvij Chernobylskoj avarii, kotoryj pervym v SSSR i v mire v tselom proanaliziroval posledstvija katastrofy i pervym podrobno rasskazal o nikh. Pomimo nikh, v knigu voshli stati o tekhnologicheskom i politicheskom aspektakh katastrofy, napisannye s ispolzovaniem i sovremennykh materialov, i ranee ne publikovavshikhsja arkhivnykh dokumentov. Kniga pozvolit chitatelju sformirovat svoe mnenie o Chernobylskoj katastrofe vopreki psevdonauchnym teorijam i politizirovannym populistskim skhemam.Цена:
14.00 € 12.73 € без НДС Похожие товарыРадиоактивный процесс. 30 лет назад обвиняемых по делу об аварии на Чернобыльской АЭС судили прямо в зоне отчуждения
«Мы не знали, как работает оборудование от выбега, поэтому в первые секунды я воспринял… появился какой-то нехороший такой звук <…> сам звук я не помню, но помню, как его описывал в первые дни аварии: как если бы «Волга» на полном ходу начала тормозить и юзом бы шла. Такой звук: ду-ду-ду-ду… Переходящий в грохот. Появилась вибрация здания. Да, я подумал, что это нехорошо. Но что это — наверно, ситуация выбега. <…> Затем прозвучал удар. Я из-за того, что был ближе к турбине, посчитал, что вылетела лопатка. <…> Я отскочил, и в это время последовал второй удар. Вот это был очень сильный удар. Посыпалась штукатурка, все здание заходило… свет потух, потом восстановилось аварийное питание. <…>
Все были в шоке. Все с вытянутыми лицами стояли. Я был очень испуган. Полный шок. Такой удар — это землетрясение самое натуральное.
<…> Кровля машзала упала — наверно, на нее что-то обрушилось… вижу в этих дырах небо и звезды, вижу, что под ногами куски крыши и черный битум, такой… пылевой. Думаю — ничего себе… откуда эта чернота? Такая мысль. Это что — на солнце так высох битум, покрытие? Или изоляция так высохла, что в пыль превратилась? Потом я понял. Это был графит.
<…> Прошли возле завала… я показал на это сияние… показал под ноги. Сказал Дятлову: «Это Хиросима». Он долго молчал… шли мы дальше… Потом он сказал: «Такое мне даже в страшном сне не снилось». Он, видимо, был… ну что там говорить… Авария огромных размеров».
Так о событиях ночи 26 апреля 1986 года на Чернобыльской АЭС рассказывал Юрий Трегуб — начальник смены 4-го блока станции. Через год с небольшим, 11 июля 1987 года, он поднимется на свидетельскую трибуну в Доме культуры Чернобыля и даст показания против своего бывшего руководителя — заместителя главного инженера станции Анатолия Дятлова. Дятлов получит 10 лет лишения свободы и станет одним из шести «чернобыльских стрелочников», как нередко называют осужденных по делу о катастрофе руководителей и инженеров ЧАЭС.
Аресты и обвиненияАнатолию Дятлову в момент катастрофы было 55 лет. Опытный физик, выпускник МИФИ, на ЧАЭС — со стадии ее строительства в 1973 году. В 1986 году Дятлов был заместителем начальника главного инженера станции по эксплуатации. В ночь на 26 апреля он участвовал в испытании так называемого «режима выбега турбогенератора». Эксперимент был запланирован заранее. Во время остановки реактора 4-го энергоблока (его полагалось заглушить для планового ремонта) инженеры и операторы станции должны были проверить, может ли инерция вращения турбогенератора использоваться для непродолжительной выработки электроэнергии для собственных нужд станции — в случае ее обесточивания.
Правительственная комиссия, а вслед за ней и следователи по делу о катастрофе пришли к выводу, что персонал и руководство ЧАЭС допустили множество ошибок и недоработок. Подписывали документы не глядя, не выполняли регламенты работ, обходили аварийную защиту реактора.
Дятлов был арестован в декабре 1986 года. За месяц до этого он выписался из ГКБ №6 в Москве, где полгода пролежал с незаживающими ранами на ногах — последствие облучения во время аварии. За месяц дома Дятлов снова немного научился ходить, но оказался в СИЗО. У него была инвалидность II группы и предписание от медиков не допрашивать его дольше двух часов. Но следственные действия длились и по шесть часов, и по восемь, вспоминал он позже в своей книге «Чернобыль. Как это было».
Дятлов стал третьим по счету арестованным по уголовному делу: еще в августе 1986 года в СИЗО оказались директор ЧАЭС Виктор Брюханов и главный инженер станции Николай Фомин. «Пригласили 13 августа на 10 утра в Генеральную прокуратуру. Беседовали со следователем до часу дня. Потом он ушел обедать, вернулся и объявил: «Вы арестованы». Я спросил, зачем меня арестовывать, ведь никуда не убегу. Услышал ответ: «Для вас это будет лучше». И меня направили в СИЗО КГБ», — рассказывал Брюханов журналистам в начале 2000-х годов.
Директору вменяли не только проводившийся с нарушениями эксперимент, но и безответственное поведение после аварии: он отправлял сотрудников одного за другим обследовать зараженные территории на АЭС и вокруг, не предотвратил выход в 8 утра целой смены, хотя часть работников станции можно было оставить дома и не подвергать облучению, а главное — не сообщил достоверные данные о радиационном фоне на станции и в Припяти. «Я сразу сказал председателю Припятского горисполкома и секретарю горкома партии: надо эвакуировать население. Они ответили: «Нет, подождем. Пускай приедет правительственная комиссия, она и примет решение об эвакуации». Что я мог сделать?» — вопрошал через годы после аварии Брюханов.
Академик Валерий Легасов, первый заместитель директора Института атомной энергии им. Курчатова, который вошел в состав той самой правительственной комиссии, вспоминал директора ЧАЭС как человека очень испуганного и не способного действовать в момент чрезвычайной ситуации: «Директор ЧАЭС был в шоке, от начала до конца <…> Я увидел его в первый день, как приехал туда. <…> И последний раз я его видел на заседании Политбюро 14 июля, когда рассматривались причина аварии Чернобыльской. Прямо там его и спрашивали. И он был всё время в шоке. Он никаких разумных действий и слов произнести не мог <…>, он был там недееспособный человек».
В один день с Брюхановым, 13 августа, арестовали и главного инженера станции Фомина. К началу суда они провели в СИЗО КГБ почти по году. Рассмотрение дела должно было начаться еще в марте 1987 года, но перед первым заседанием Фомин в камере разбил очки и вскрыл себе вены.
Сами обвиняемые только в суде узнали, что их шестеро. Помимо арестованных руководителей станции на скамье подсудимых оказались начальник реакторного цеха №2 Александр Коваленко, инспектор Госатомэнергонадзора на ЧАЭС Юрий Лаушкин и начальник смены станции Борис Рогожкин.
Суд в 30-километровой зоне«Такой же покинутый жителями город», но «похожий скорее на деревню» — так о Чернобыле летом 1987 году писала журналист швейцарской газеты Tages Anzeiger Эльфия Зигль, уже побывавшая в Припяти, откуда годом ранее эвакуировали все 50-тысячное население. Из Чернобыля тогда же вывезли около 12 тысяч человек. Небольшой городок в 12 километрах от станции оказался внутри так называемой зоны отчуждения или 30-километровой зоны — территории, зараженной радионуклидами, на которую запрещен свободный въезд.
Радиационный фон в Чернобыле летом 1987 года было решено считать «нормальным», но в городе применялись меры радиационной защиты: получающим пропуск рекомендовали как можно меньше находиться на открытом воздухе, не курить на улице, не ходить по обочинам дорог. У входов в административные здания — в том числе и в здание ДК, где проходило выездное заседание Верховного суда СССР, — стояли корытца с водой: люди обмывали в них обувь перед тем, как войти в помещение.
Асфальт на улицах и разметка были свежими — предыдущее покрытие сняли бульдозерами и захоронили, так как оно было заражено. Каждые несколько часов улицы города мыли поливальные машины, писал польский журналист Вальдемар Сивиньский. По всему городу стояли метровой высоты оранжевые дозиметры с вентиляторами.
На окна здания Дома культуры, превратившегося в суд, повесили решетки, оцепили забором часть двора — для подъезда «автозака» с обвиняемыми. В зал заседаний превратили бывший зрительный — только сцену задернули плотным занавесом и переставили стулья.
Для работы журналистом на процессе необходимо было получить уже упомянутый пропуск, а иностранным корреспондентам полагалось также иметь аккредитацию в МИДе. В итоге освещать заседания приехали 23 советских и 15 иностранных журналистов: японские, югославские, венгерские, польские, шведские, финские, немецкие, американские корреспонденты, репортеры французского агентства AFP и британской радиостанции «Би-би-си». В отдельном помещении суда был даже создан пресс-центр, где корреспонденты могли задать вопросы по особенностям украинского УК и УПК, попросить перевести какие-то детали.
Тогдашний заместитель директора ЧАЭС Анатолий Коваленко в книге «Чернобыль — каким его увидел мир» рассказывает, что всех иностранных корреспондентов поделили на группы по два-три человека и каждой выделили сопровождающего из специально созданного отдела информации и международных связей, который он, Коваленко, и возглавлял.
С международной телефонной связью в ДК Чернобыля проблем не было: корреспондент «Би-би-си» 7 июля смог отдиктовать новость о начале процесса уже через час после открытия заседания. При этом, например, агентство ТАСС новость о вынесенном 29 июля приговоре передало только через три дня — 1 августа.
За вычетом выходных суд длился 18 дней, заседали с 11:00 до 19:00. Журналистов пустили в зал только во время оглашения обвинительного заключения и в день приговора, в остальные дни их в Чернобыле не было. При этом на заседаниях могли присутствовать сотрудники станции — так, например, замначальника ядерно-физической лаборатории в отделе ядерной безопасности ЧАЭС Николай Карпан в свободное от работы время приезжал в суд и подробно стенографировал происходящее, а позже опубликовал свои записи в книге «Чернобыль. Месть мирного атома». На каждое заседание в зале собиралось, по воспоминаниям участников процесса и зрителей, около 200 человек.
Смысл проведения выездного заседания в зоне отчуждения в том, объясняли иностранным журналистам в пресс-центре, чтобы соблюсти принцип территориальной подсудности — процесс должен проходить по месту совершения преступления. Судьи даже побывали на самой станции, «чтобы представлять себе более четко ситуацию», — говорил начальник отдела информации Коваленко. Председательствовал судья Верховного суда СССР Раймонд Бризе (год спустя он рассматривал еще одно резонансное дело — о Сумгаитском погроме в Азербайджане). Также участвовали народные заседатели Константин Амосов и Александр Заславский и запасной заседатель Татьяна Галка.
Гособвинение представлял советник юстиции 2-го класса Юрий Шадрин — старший помощник Генпрокурора СССР и начальник Управления по надзору за рассмотрением уголовных дел в судах. Не стесняясь в выражениях, Шадрин в форменном темно-синем мундире с золотыми лацканами называл подсудимых «зарвавшимися экспериментаторами».
Экспериментаторы-стрелочники7 июля Дятлова, Фомина и Брюханова привезли под конвоем в ДК Чернобыля за полчаса до начала заседания, а в 13.00 секретарь объявил: «Прошу встать, суд идет!»
Обвинительное заключение также оглашал секретарь — на это у него ушло около двух часов. Прокуратура обвиняла шестерых подсудимых по статье 220 УК УССР (нарушение правил безопасности на взрывоопасных предприятиях и во взрывоопасных цехах), статье 165 УК УССР (злоупотребление властью или служебным положением) и статье 167 УК УССР (халатность).
Поскольку последствия Чернобыльской катастрофы значительно усугубило замалчивание и искажение данных о реальном уровне радиационного загрязнения и его опасности для жителей, в уголовные кодексы и другие законодательные акты бывших союзных республик были внесены изменения, предусматривающие ответственность за неинформирование населения о последствиях экологических катастроф и техногенных аварий.
В России сведения об экологических катастрофах и чрезвычайных ситуациях, а также эпидемиях не могут относиться к информации с ограниченным доступом или к государственной тайне.
Статья 237 УК предусматривает ответственность за сокрытие информации об обстоятельствах, создающих опасность для жизни или здоровья людей.
Обвиняемым по этой статье грозит до двух лет лишения свободы (часть 1), а если сокрытие информации допустил государственный чиновник или из-за него наступили тяжкие последствия — до пяти лет (часть 2).
По вине подсудимых, читал представитель Верховного суда, погибли 30 сотрудников станции (двое в первый день, остальные — от стремительно развившейся лучевой болезни). Несколько сотен человек также получили разные дозы облучения и у них развилась лучевая болезнь, а 116 тысяч жителей Припяти, Чернобыля и соседних деревень пришлось эвакуировать. Фигурантами уголовного дела также должны были стать три оператора станции: начальник смены 4-го блока Александр Акимов, старший инженер управления реактором Леонид Топтунов и начальник смены реакторного цеха Валерий Перевозченко. Но они умерли через считанные дни и недели после аварии: Акимов — 11 мая, Топтунов — 14 мая, Перевозченко — 13 июня.
Статья 220 УК неприятно удивила всех без исключения обвиняемых: «Я виновен в халатности, как руководитель. Но по этим статьям — их я не понимаю», — говорил Брюханов. «По обвинению в нарушении техники безопасности на взрывоопасном оборудовании. Ни технологический регламент, ни СНиП, ни паспорт “Правил ядерной безопасности” на реакторную установку не относят реакторный цех к взрывоопасным предприятиям!» — возмущался начальник цеха Коваленко. Прокурор Шадрин парировал, что опирается не на регламенты, а на решение Пленума Верховного суда СССР.
О взрывоопасности реактора и неосведомленности об этом сотрудников ЧАЭС говорили в суде и свидетели: бывший начальник смены 4-го энергоблока ЧАЭС Игорь Казачков, бывший секретарь партийного комитета ЧАЭС Сергей Парашин, бывший начальник смены реакторного цеха №2 Григорий Рейхтман. «Это, видимо, просчет всей науки. Сегодня уже написано, что если в активной зоне менее 30 стержней, то реактор переходит в ядерноопасное состояние. Аппарат обладает такими отрицательными качествами, что рано или поздно это бы произошло», — цитирует Карпан в своих записках из суда показания Анатолия Крята, начальника ядерно-физической лаборатории ЧАЭС.
Но далеко не все показания свидетелей (в июле 1987 года в ДК Чернобыля выступило около 40 человек) были в пользу подсудимых, и даже их собственные рассказы свидетельствовали о многочисленных нарушениях — как во время реализации программы «выбега», так и после аварии.
— Почему Вы не удалили тогда людей из зоны поражения? — спрашивал прокурор Шадрин директора Брюханова.
— Я дал команду удалить всех лишних, но реактор нельзя оставлять без присмотра.
— Почему в письме партийным и советским органам не было сведений о 200 рентген в час? (что соответствует 200 миллионам микрорентген; нормальный радиационый фон составляет около 20-30 микрорентген в час — МЗ)
— Я невнимательно посмотрел письмо, нужно было добавить, конечно.
— Но ведь это самый серьезный Ваш вопрос, почему Вы этого не сделали?
На этот вопрос Брюханов ответил молчанием. В докладной записке «наверх» он указал, что зафиксирован показатель 3–6 рентген в час, а ситуация на АЭС в целом под контролем.
— Виктор Петрович, кто должен был взять на себя ответственность объявить по радио: закройте окна и двери — и не сделал этого? — спрашивала бывшего начальника вдова заместителя главного инженера Анатолия Ситникова.
— Горисполком, по-моему.
— Вы говорили им это?
— Не помню.
«Грамотный, но неорганизованный и неисполнительный. Жесткий. Акимов побаивался Дятлова», — характеризовал прокурор подсудимого заместителя главного инженера. Дятлов защищался и признавал только часть вменявшихся ему нарушений.
— В какой части обвинения Вы признаете себя виновным? Уточните свою позицию. Конкретно, — просил председательствующий судья Бризе.
— Во-первых, по двум-трем ГЦН (главным циркулярным насосам — МЗ) расход превышал 7 тысяч кубометров в час; во-вторых — опоздание с нажатием кнопки АЗ-5 (аварийной защиты — МЗ). Третье — не стал говорить повысить мощность до 700 мегаватт после провала. Четвертое — по запасу реактивности меньше 15-ти стержней на момент сброса. Все это я могу пояснить.
— Значит, по статье 220 признаете свою вину только частично?
— Да.
Дятлов говорил в суде, что в момент падения мощности его не было в помещении под названием БЩУ — блочный щит управления (оттуда и велся эксперимент), он ненадолго выходил — а потому не знал, что она падала до нуля, а не просто до низких значений. В противном случае, уверял инженер, он бы заглушил реактор и остановил выполнение экспериментальной программы.
Некоторые свидетели утверждали, что если падение мощности и было случайным, то дальнейшие испытания на низкой мощности велись именно по инициативе Дятлова.
— Примерно в 5-15 минут первого часа я услышал разговор между Акимовым и Дятловым. Суть его состояла в том, что Дятлов хотел, чтобы реактор работал на мощности 200 мегаватт. Акимов, он держал в руках программу, приводил доводы, видимо, возражал. Это судя по выражению его лица, мимике. Это и заставляет меня думать, что снижение мощности производилось по указанию Дятлова. Хотя прямого приказа с его стороны я не слышал, — сообщил суду Трегуб.
— Вы знали о снижении мощности? — спрашивал помощник прокурора свидетеля Геннадия Метленко, старшего бригадного инженера «Донтехэнерго». Он участвовал в программе выбега, но как приглашенный специалист-энергетик, не имеющий отношения к ядерной физике.
— Да, что-то было в 00:28, — припоминал Метленко. — Дятлов от пульта отошел, вытирая лоб.
— Вы подтверждаете присутствие Дятлова в это время на пульте СИУРа (старшего инженера управления реактором — МЗ)?
— Да, по-моему, он был.
— Как опасен большой самолет, летящий на малой высоте, так опасен и реактор РБМК на малой мощности, на этом уровне он плохо контролируется и управляется. Работа реактора на малых мощностях была недостаточно изучена. Думаю, что у персонала четкого представления об опасности не было. Но если бы все действовали строго по программе, то взрыва бы не произошло, — сокрушался в суде замначальника ядерно-физической лаборатории в отделе ядерной безопасности ЧАЭС Карпан.
Против своего бывшего зама высказывался и подсудимый — главный инженер атомной станции Фомин. При этом из его показаний и рассказов свидетелей выходило, что сам Фомин толком ничего не знал о физике реактора.
— Кто, по-вашему, главный виновник аварии? — спрашивал 50-летнего Фомина прокурор.
— Дятлов, Акимов, которые допустили отклонения от программы, — перечислял главный инженер.
— Что касается Топтунова. Вы говорили, что у него преобладало незнание. А у других участвующих в опыте что преобладало — незнание или пренебрежительное отношение?
— Скорее, пренебрежительное отношение от избытка знаний.
Возможность задать вопросы подсудимым была не только у прокурора и судьи, но и, например, у экспертов — и с разрешения председательствующего Бризе они делали это прямо в ходе процесса.
— Имея заочное образование, не по физике, на что вы надеялись, выполняя обязанности главного инженера станции? – удивлялся один из экспертов.
— На должность ГИСа я не просился. А когда предложили, то не отказался. Кроме того, я рекомендовал директору подбирать мне заместителей из физиков. Ситников, Дятлов, Лютов — физики, — объяснял Фомин.
Нервно сжимая кулаки, бывший главный инженер ЧАЭС повторял: выполняй Дятлов, Акимов и другие программу без всякой самодеятельности, аварии бы не было.
— Выслушав показания подсудимых, я возмущена. Они говорят: я не видел, я не знал, а в это время другие люди работали… Все ребята, которые умерли, вели себя достойно, — говорила в суде Тамара Кудрявцева, вдова старшего инженера реакторного цеха Александра Кудрявцева. Ее муж скончался от лучевой болезни 14 мая 1986 года.
«Они, в основном, признали свою вину и раскаиваются в содеянном», — рассказывал перед приговором замдиректора станции Коваленко собравшимся в пресс-центре иностранным журналистам. Несколькими днями ранее его однофамилец и подсудимый Александр Коваленко говорил, что не мог даже представить, что его коллеги так серьезно отступят от регламента выполнения программы, — а самого его на этих испытания вообще не было. Инспектор Лаушкин твердил, что никак не мог предотвратить аварию. «Тяжело нести наказание, если ты не понял, за что оно выносится. Это убивает веру в справедливость, а значит, убивает и человека», — рассуждал начальник смены Рогожкин, напоминая, что его и так уже исключили из партии. Все они просили об оправдательном приговоре.
Дятлов, Фомин и Брюханов говорили, что признают вину частично, но не в том объеме и не в тех формулировках, что предъявила им прокуратура.
Жизнь и смерть после приговораСудья Бризе вынес приговор с точно такими сроками, как запросил прокурор: Брюханов по части 2 статьи 220 и части 2 статьи 165 УК УССР получил 10 лет, к такому же наказанию — по 10 лет исправительной колонии — по части 2 статьи 220 приговорили Фомина и Дятлова. Рогожкин по части 2 статьи 220 и статье 167 получил пять лет, Коваленко — три года по статье 220, а Лаушкин — два года по статье 167 УК УССР.
Все осужденные были облучены, мучительнее всех переносил лучевую болезнь Дятлов. Сначала из Лукьяновской тюрьмы, а потом из колонии в Полтавской области бывший заместитель главного инженера ЧАЭС писал жалобы на имя Михаила Горбачева и в прокуратуру. По инстанциям ходила его жена — и дошла до председателя Верховного суда СССР Евгения Смоленцева. Разговор с ним Дятлов приводит в своей книге.
— Вы, что же хотите — другие судили, а я чтобы освобождал Вашего мужа? Чтобы я был добреньким? — отреагировал на просьбу о пересмотре дела Смоленцев.
— Да нет. Я на доброту ни в коем случае не рассчитываю. Рассчитываю только на справедливость. Ведь теперь известно, что реактор был не годен к эксплуатации. И мой муж в этом невиновен.
— Так Вы, что же, хотите, чтобы я посадил Александрова? Такого старого? (Академик Анатолий Александров, глава института им. Курчатова и научный руководитель реактора РМБК, умер в 1994 году в возрасте 91 года — МЗ).
За погибающего за решеткой Дятлова хлопотал академик Андрей Сахаров, а потом и его вдова Елена Боннэр. В итоге его освободили через 3 года 9 месяцев после ареста. Дятлов лечился от лучевой болезни в ожоговом центре в Мюнхене, умер в 1995 году, успев в последний год жизни написать книгу со своей версией событий на ЧАЭС.
Здоровье Николая Фомина было подорвано еще до катастрофы: в 1985 году он попал в автомобильную аварию и получил перелом позвоночника, тогда же впервые обратился к психиатру, были сильно расшатаны нервы. В 1988 году приговоренного к колонии Фомина перевели в Рыбинскую психоневрологическую лечебницу для заключенных, а в 1990 признали невменяемым и освободили, переведя в гражданскую психиатрическую больницу.
После выздоровления Фомин опять устроился на АЭС — на этот раз Калининскую, в городе Удомля Тверской области, где и проработал до пенсии.
Виктор Брюханов — инвалид II группы и ликвидатор аварии на ЧАЭС 1-ой категории. Почти к каждой годовщине аварии дает интервью журналистам, но с каждым годом ему все труднее общаться без посторонней помощи: с трудом говорит после двух инсультов, почти ничего не видит. До 1991 года Брюханов отбывал наказание в колонии Луганской области, где работал слесарем в котельной — «почти по специальности», шутит экс-директор ЧАЭС. Подать на условно-досрочное освобождение ему удалось с помощью администрации колонии, выдавшей бывшему начальнику положительную характеристику. Выйдя на свободу, он устроился на работу в «Укринтерэнерго».
Оставленную семьей Брюханова квартиру в Припяти организаторы полулегальных экскурсий в «зону отчуждения» показывают всем желающим. После освобождения там побывал и сам экс-директор ЧАЭС: «Лучше бы не ходил. Мы с супругой не взяли оттуда ни одной вещи. Пришел — дом нараспашку. Ничего не осталось. Только сломанный стул, и тот не из нашего дома… Слышал, что сегодня там вроде можно посидеть за “моим” рабочим столом. Бред».
За судьбой бывших подельников Брюханов следит: упоминает о переезде Фомина в Россию, сообщает, что Рогожкин, освободившись, вернулся работать на Чернобыльскую АЭС. Лаушкин и Коваленко умерли от рака.
«Все защищали честь своих мундиров! Только меня никто не защитил. Я считаю так: если бы система защиты реактора была нормально сконструирована, то аварии не произошло», — вспоминает Брюханов судебное разбирательство почти 30-летней давности.
Недоработки в реакторе и гибель академика«Оценивая эксплуатационную надежность реактора РБМК, группа специалистов <…> сделала вывод о несоответствии его характеристик современным требованиям безопасности. В их заключении сказано, что при проведении экспертизы на международном уровне реактор будет подвергнут «остракизму». Реакторы РБМК являются потенциально опасными».
«Физика реактора определила масштаб аварии. Люди не знали, что реактор может разгоняться в такой ситуации. Нет убежденности, что доработка его сделает его вполне безопасным. Можно набрать десяток ситуаций, при которых произойдет то же самое, что и в Чернобыле».
«Мы к аварии шли. Если бы не произошла авария сейчас, она при сложившемся положении могла бы произойти в любое время. Ведь и эту станцию пытались взорвать дважды, а сделали только на третий год. Как стало сейчас известно, не было ни одного года на АЭС без ЧП <…> Были также известны и недостатки конструкции реактора РБМК, но соответствующие выводы ни министерствами, ни АН СССР не сделаны».
РБМК, или Реактор большой мощности канальный — это целая серия энергетических ядерных реакторов, разработанных в Советском Союзе. Главным конструктором РБМК был Научно-исследовательский и конструкторский институт энерготехники (НИКИЭТ) во главе с академиком Доллежалем, а научным руководителем проекта — Институт атомной энергии (ИАЭ) им. Курчатова во главе с академиком Александровым.
Авария на ЧАЭС в 1986 году была не первым и не единственным серьезным происшествием с РБМК: в 1975 году авария произошла на Ленинградской АЭС (разрыв одного канала), в 1982 — на Чернобыльской (разрыв одного канала), в 1991 году — на Чернобыльской (пожар в машинном зале 2-го блока), в 1992 году — снова на Ленинградской АЭС (разрыв одного канала из-за дефектов клапана).
Строительство двух новых энергоблоков с РБМК на ЧАЭС было остановлено в 1987 году. Второй энергоблок ЧАЭС остановили в 1991 году, первый — в 1996, третий — в 2000 году.
На Игналинской АЭС в Литве в 1988 году отменили строительство третьего и четвертого энергоблоков, а в 2004 и 2009 году были остановлены первый и второй энергоблоки станции в соответствии с обязательствами Литвы перед Евросоюзом.
Сейчас эксплуатируется 11 энергоблоков с РБМК, все — в России: на Ленинградской (четыре энергоблока), Курской (четыре энергоблока) и Смоленской АЭС (три энергоблока). Закладка новых или достройка существующих недостроенных блоков РБМК в России в настоящее время не планируется.
Это не выводы альтернативного расследования аварии на ЧАЭС, проведенного через многие годы после суда над Дятловым и другими. Это выступления членов Правительственной комиссии по расследованию, которые прозвучали на заседании Политбюро ЦК КПСС 3 июля 1986 года — через два с небольшим месяца после трагедии и за год до судебного процесса. Произносили эти речи не какие-нибудь диссиденты от ядерной физики: заместитель председателя правительства СССР Борис Щербина, возглавлявший комиссию, замминистра энергетики СССР Геннадий Шашарин, глава правительства СССР Николай Рыжков.
Признавали потенциальную опасность РМБК и создавшие его академики — Валерий Легасов и Анатолий Александров. Последний обещал «за год-два» устранить «это свойство» реактора — разгон вместо остановки после нажатия кнопки аварийной защиты при определенном положении стержней (поглощающих элементов).
Однако признав несовершенство реактора и неадекватную реакцию систем на действия операторов, протокол заседания тут же засекретили, а через месяц начались аресты. В газете «Правда» было опубликовано сообщение о тех выводах Правительственной комиссии, которые Политбюро решило обнародовать: «Установлено, что авария произошла из-за целого ряда допущенных работниками этой электростанции грубых нарушений правил эксплуатации реакторных установок» — то есть версии «для внутреннего пользования» и «для всех» кардинально отличались.
В суде эксперты (четверо из 11 были сотрудникам главного конструктора реактора — института НИКИЭТ — и научного руководителя реактора — ИАЭ им. Курчатова) пришли к формулировке «реактор не взрывоопасен при правильном использовании», ее и придерживались.
— Подтверждают ли эксперты сделанные ранее выводы Правительственной комиссии о недостатках реактора? — спрашивал судья Раймонд Бризе.
— Эксперты подтверждают некоторые недостатки реактора. Прежде всего положительный паровой эффект реактивности. При этом оказалось не предусмотрено, как должен вести себя при такой ситуации эксплуатационный персонал. Подтверждается неудовлетворительность конструкции системы управления и защиты. Но к аварии это могло привести только при ошибках в работе обслуживающего реактор персонала.
— Могли ли недостатки реактора привести к аварии?
— Эти недостатки не объясняют неправильных действий персонала. Реактор не является ядерноопасным при наличии в активной зоне 15 стержней-поглотителей нейтронов. А 30 стержней защищают реактор от несанкционированных действий персонала.
— Безопасен ли реактор?
— Наличие в активной зоне 26-30 стержней компенсируют положительную реактивность. Реакторы РБМК можно рассматривать как безопасные.
— Почему в документах Главного конструктора, проектировщиков РБМК не было физико-технического обоснования невозможности работать при тепловой мощности аппарата менее 750 МВт, имея оперативный менее 15 стержней в активной зоне?
— Этих пояснений и не надо. Иначе регламент распухнет. Предполагается, что персонал грамотный и все это знает. Но сейчас в регламент вписано положение о режимах ядерной опасности.
Выводы о виновности персонала и руководства ЧАЭС, проводившего эксперимент «любой ценой», в 1986 году приняло в качестве основных и МАГАТЭ — доклад группы INSTAG был подготовлен на основе предоставленных СССР материалов и устного выступления академика Легасова. Однако в 1993 году — после дополнительного расследования, проведенного Госатомнадзором, — МАГАТЭ выпустило обновленную версию доклада INSTAG-7. В нем, не снимая ответственности с персонала, эксперты сообщали об опасных конструктивных особенностях реактора и отсутствии эффективного взаимодействия инженеров станции с конструкторами и научными руководителями. Проще говоря, те, кто эксплуатировал РБМК, не знали о его взрывоопасности при определенных условиях.
Из расшифровки диктофонной записи, сделанной академиком Легасовым (ученый записывал свои мысли об аварии на АЭС): «Значит, скажем: одной системой защиты аварийной должен управлять оператор: автоматически, полуавтоматически, вручную, это зависит от режима; а вторая система аварийной защиты должна независимо работать (при любом состоянии оператора) только на превышение параметров, скажем: нейтронных потоков, мощности, температуры и т.д. и т.д. и должна автоматически останавливать реактор. Вот реактор РБМК не был снабжен такой второй, независимой от действий оператора, невключенной в систему управления, защитой. Это, в общем-то говоря, крупная ошибка и, скажем, если бы её не было, Чернобыльской аварии бы не было. И, наконец, третья конструкторская ошибка, которую даже трудно объяснить, заключалась в том, что системы аварийных защит, которых было достаточно большое количество, они были доступны персоналу станции». Если коротко — ученый сожалел, что конструкторы и проектировщики не снабдили РБМК надежной «защитой от дурака», в которую персонал станции никак не мог бы вмешаться.
27 апреля 1988 года, на следующий день после второй годовщины аварии на ЧАЭС, тело академика Легасова было найдено в его кабинете. Официальная версия — [Роскомнадзор] вследствие угнетенного состояния психики. Были и те, кто сомневался, что Легасов ушел из жизни самостоятельно: узел на веревке был завязан слишком профессионально, как если бы ученый занимался альпинизмом. А в ящике стола Легасова нашли его наградной пистолет, которым он почему-то не воспользовался.
Академик Александров на заседании Политбюро в 1986 году просил освободить его от должности президента Академии наук, но продолжал работать в ИАЭ. В 1994 году он умер. Некоторые СМИ (в частности, запорожское издание «Миг») позже писали, что это тоже могло быть [Роскомнадзор]: тело 91-летнего ученого якобы нашли в стоящей в гараже «Волге» с включенным мотором.
Главный конструктор РМБК академик Николай Доллежаль вскоре после аварии на ЧАЭС ушел на пенсию. В начале 1990-х его допрашивали по уголовному делу, а в 1999 году наградили орденом «За заслуги перед отечеством». Умер Доллежаль в 2000 году, похоронен в Московской области.
Дела, которые не дошли до суда
Замдиректора ЧАЭС Коваленко после заключительного заседания в ДК Чернобыля говорил журналистам, что скоро в судах окажутся еще три уголовных дела: «Одно связано с конструкторами, которые делали проект. Второе — с теми, кто отвечал за эвакуацию, здравоохранение и т.д. Третье — с теми сотрудниками Минэнерго, которые отвечали за безопасность».
«Дело конструкторов и партийного руководства» действительно какое-то время расследовали, но в том же 1987 году закрыли. Возобновили расследование обстоятельств аварии после XXVIII партсъезда, в августе 1990 года по личному распоряжению и.о. Генпрокурора СССР Алексея Васильева. В декабре 1991 года ликвидировали Прокуратуру СССР, следственная группа распалась, но 41 том сохранился и был передан в Генпрокуратуру России.
По основному делу допрашивали и академика Доллежаля, и известного советского физика, создателя системы дозиметрического контроля Бориса Дубовского (он прямо называл в качестве виновника аварии как раз Доллежаля). В 1993 году дело закрыл следователь Генпрокуратуры по особо важным делам Борис Уваров — как объяснял он сам, по причине передачи значительной части материалов украинским коллегам.
Украинские следователи, предположительно, изучали эти документы в рамках дела №49-441, о котором в своих книгах о Чернобыле рассказывает член комиссии по расследованию дела в отношении должностных лиц, народный депутат СССР Алла Ярошинская. Она была одной из первых, кто опубликовал рассекреченный протокол июльского заседания Политбюро 1986 года, она же рассказывала о начатом в 1992 году расследовании. Это материалы уголовного дела, возбужденного 11 февраля 1992 года в отношении руководителей Украины времен катастрофы ЧАЭС: первого секретаря ЦК Компартии Украины, члена Политбюро ЦК КПСС Владимира Щербицкого (того самого, что вывел людей на Первомайскую демонстрацию через три дня после аварии), председателя Совета министров Александра Ляшко, председателя Президиума Верховного Совета Валентины Шевченко и министра здравоохранения Украины Анатолия Романенко.
«Основной вред здоровью людей, особенно детей, был нанесен вследствие отсутствия немедленного оповещения населения об аварии и проведения комплекса мер, необходимых для снижения дозовой нагрузки. На протяжении полутора суток 25-27 апреля 1986 года даже население города Припяти не знало про аварию, опасность радиационного облучения, жило буднями обычного выходного дня, что усугубило увеличение масштабов ущерба для здоровья. <…> Процесс укрытия и дезинформации общественности о последствиях аварии определялся и направлялся руководителями никому неподконтрольных, неподчиненных и неподотчетных структур власти — Политбюро ЦК КПСС и Политбюро ЦК КПУ, которыми были Щербицкий, Шевченко и Ляшко», — говорилось в материалах следствия. Обвинение им должны были предъявить по той же 165 статье УК УССР — злоупотребление властью или служебными полномочиями.
24 апреля 1993 года уголовное дело против партийных функционеров республики закрыли за истечением срока давности.
«В сериале «Чернобыль» академик Легасов спрятал аудиозаписи от КГБ. На самом деле он оставил их мне». Правда Владимира Губарева
Аварию на ЧАЭС снимали в Литве на Игналинской станции, которая очень похожа на Чернобыльскую. Кадр из сериала
— Хочу сказать сразу: я очень доволен тем, что вышел сериал, — сразу расставляет точки над i Владимир Степанович. Он производит впечатление крепкого, с острым умом и знающего себе цену человека. Невозможно поверить, что Губареву уже 81 год.
— Я доволен уже хотя бы потому, что после сериала появилась новая волна интереса к событиям в Чернобыле, и «Комсомолка» издала мою книгу.
Владимир Губарев со своей книгой сейчас и в Чернобыле в 1986 году.
Фото: Сергей МАЛИНОВСКИЙ
Для меня откровений в сериале не было — я достаточно хорошо знаю все, что происходило и на экране, и за экраном. Ведь в 1986 году, сразу после взрыва, я как журналист поехал в Чернобыль и провел там 40 дней. Американцы давно подбирались к этой теме, еще с 1987 года. Во многих театрах США в то время шел спектакль «Саркофаг» по моей пьесе. В СССР ее признали антисоветской, и даже пытались исключить меня из партии, но не смогли. Это долгая история, но в итоге мне с женой дали возможность ездить на премьеры в разные страны. Я заработал таким образом для страны несколько миллионов долларов, и все они пошли на развитие медицины, на благотворительность, потому что Чернобылем я не торгую. Спектакль идет до сих пор, в Чехии этой осенью готовится премьера.
— Вам когда-нибудь предлагали поучаствовать в художественном фильме на тему Чернобыля?
— Да, в 1987-м я даже написал сценарий для Paramount Pictures, были отобраны актеры. Одну из ролей должна была играть Лайза Минелли. Но мы разошлись в принципиальных вещах. Американцы хотели сделать фильм для себя, а я считал, что снимать нужно для человечества. Действие разворачивалось вокруг трех семей — американского врача (прототипом стал Роберт Гейл, который действительно приезжал спасать людей по личной просьбе Михаила Горбачева), советского пожарного и народности саамы (малочисленный финно-угорский народ; коренной народ Северной Европы. — Ред.). Саамы — потому что после чернобыльской аварии им пришлось уничтожить миллион оленей, зараженных радиацией. Вся жизнь саамских семей зависит от оленей, так что для них это стало настоящей трагедией. Эти три семьи идут навстречу друг другу, когда их пути пересекаются, они понимают, что перед ними мировая катастрофа. Я ставил условие, что советскую семью должны играть наши актеры, американцев — свои, а саамов — скандинавы. И чтобы они играли на своих языках. Студия на это не согласилась. Второе мое условие — обязательно должны быть съемки в Чернобыле, хотя бы минимально. Страховые компании тут же запросили за день съемок в Чернобыле по 50 млн долларов за каждого актера. Начались огромные проблемы идеологического характера — руководители студии настаивали, чтобы была показана порочность советской системы. В итоге я отказался участвовать, американцы сняли фильм без меня, он назывался «Последнее предупреждение». Кино получилось неудачным.
Первые кадры разрушенной ЧАЭС с вертолета. Фото из книги Владимира Губарева
— А если бы вам сегодня предложили написать сценарий о Чернобыле для «Беларусьфильма»?
— Наше кино сейчас слишком конъюнктурно, и первое, что спросят — как на нем заработать деньги. Я согласился бы и бесплатно работать, лишь бы оно было настоящим и чтобы его создали гении.
«Академик Легасов не был таким примитивным, как в сериале»
Академик Легасов — реальный и экранный.
— Как вы оцениваете «Чернобыль» производства HBO?
— На мой взгляд, фильм больше рассчитан на западного зрителя. Сюжет хорошо закручен, и авторам удалось показать масштаб трагедии. Но к тому, что происходило на самом деле, он, увы, не имеет отношения. Авторы взяли реальных людей с их настоящими фамилиями, даже актеров подобрали похожих внешне — и зритель думает, что кино основано на реальных событиях. Академик Валерий Легасов стал одним из главных героев этого фильма. Но я знал Валеру лично, мы дружили. Легасов не был такой плоской, примитивной фигурой. Да, сериал напомнил миру о Чернобыле, но его скоро забудут. Знаете, почему? Потому что в основе кино должна быть большая литература. А ее там нет.
Академик Легасов. Фото: личный архив
— Как вы относитесь к «Чернобыльской молитве» Светланы Алексиевич? В сериале угадывается много отсылок к ее книге…
— Я поддерживаю Светлану, у нас добрые отношения, мы выступали вместе на научных конференциях. Но в целом у меня своеобразное отношение к чернобыльской литературе — очень много поверхностного. Знаете, одно время нас с Легасовым пытались заставить вычитывать все, что писали про Чернобыль. А мы что, цензоры? Мы сопротивлялись и, не читая, согласовывали. Вышло очень много всякой нелепицы. Хотите знать, что было на самом деле — лучше почитайте мою книгу. Вряд ли с моей стороны это нахальное заявление, просто потому, что лично видел и знал всех участников ликвидации аварии. Ну и потому, что был там первым.
Сериал HBO начинается с того, что Легасов записывает кассеты и прячет их за вентиляционной решеткой на улице. На самом деле он оставил их на кафедре МГУ с подписью «Володе Губареву».
— Это правда, что аудиозаписи, которые оставил академик Легасов как свое наследие, предназначались вам?
— Фильм HBO начинается с того, что Легасов надиктовывает аудиозаписи, затем тайком от наблюдающего агента КГБ прячет кассеты за вентиляционной решеткой в переулке, возвращается домой и вешается. В реальной жизни на кассетах было написано «Володе Губареву». После того, как обнаружили тело Легасова, кассеты сразу же изъяло КГБ. На похоронах я подошел к руководителям страны Щербине, Лигачеву и Рыжкову и сказал: прошу вернуть кассеты, иначе буду вынужден обратиться в Политбюро. Я был редактором «Правды», так что со мной считались. Вечером кассеты уже были у меня. Я их расшифровал и напечатал в газете все, что академик Легасов говорил о Чернобыле. Выкинул только один момент, где он плохо отозвался о министре среднего машиностроения Ефиме Славском, который отдал всю свою жизнь атомной проблематике и набрал 10 смертельных доз. Как это у нас бывает, его сделали крайним, сняли с поста, и он остался совершенно один в своей квартире. Я решил не добивать 88-летнего человека.
Академик Легасов в Чернобыле. Кадр из хроники
— Вы чувствовали, что Легасов собирался покончить с собой?
— Накануне я разговаривал с Валерой по телефону, звал на рыбалку, и до сих пор корю себя, что ничего не почувствовал… Хотя да, он был подавлен. Но это можно понять — ведь он хватанул дозу более 100 бэр, он знал, что его ждет.
«Пугачева никогда не выступала в Чернобыле»
— А сериальная атомная станция похожа на Чернобыльскую?
— Похожа. Хотя снимали на Игналинской станции, в Литве. И опять же, могли и на Чернобыльской снимать. Но тогда им пришлось бы считаться с мнением специалистов, работающих на ЧАЭС еще с тех времен. С нынешним ее директором, Грамоткиным, который там с 1986 года. А это, видимо, не входило в планы создателей фильма.
Экранный лейтенант Игнатенко, ликвидатор аварии на ЧАЭС, чьим именем названа улица в Минске. Кадр из сериала HBO
В сериале много ляпов. Естественно, радиация не могла проявляться сразу кровавыми пузырями на теле. Сначала резко портится зрение, потому что поражается сетчатка глаз. Тяжелые частицы, попавшие в организм человека, убивают его постепенно. Радиация многолика и действует сразу по нескольким направлениям. Только позже, уже в шестой клинике Москвы, куда отправляли всех, схвативших смертельную дозу, радиация проявлялась на коже…
Кстати говоря, советская медицина еще до аварии на ЧАЭС имела хорошие наработки по борьбе с воздействием радиации на человека. Были специальные препараты, которые давали на всех атомных подлодках, на всех АЭС. И на Чернобыльской АЭС они тоже были! На станции было около ста доз лекарства, которое могло хоть как-то защитить пожарных. Но никто его не вводил. И не было боевых дозиметров, никто же не предполагал, что они могут понадобиться. Поразительная беспечность…
Чернобыльская АЭС глазами американцев. Кадр из сериала HBO
Если говорить о других ляпах, то птицы с неба не падали, конечно, — они очень быстро почувствовали опасность и улетели. В фильме показано, как убивали домашних животных — собак, коров. Такого не было. Задача заключалась в том, чтобы зараженные животные не разбредались в другие районы.
Я наблюдал феноменальную картину в отселенной деревне. Лежит лиса и спокойно смотрит, как вокруг бродят куры. Почему? Потому что они никуда не денутся — когда ей хотелось есть, она просто по одной их душила.
Экранный министр угольной промышленности, которого измазали углем шахтеры. Слева — реальный Михаил Щадов, которого очень уважали.
Создатели сериала слишком увлеклись клише Голливуда и изобразили советских шахтеров слишком своенравными, которым и начальство не указ.
Или сцена с министром угольной промышленности, который как щеголь в новом костюме приехал уговаривать шахтеров отправиться в Чернобыль — а те его хлопали по плечу и пачкали сажей. Ну, такой киношный ход, эффектный, но к реальной ситуации не имеющий отношения. Настоящий Щадов был гораздо старше, большой умница, с 15 лет работал в забое и пользовался огромным уважением коллег.
Дальше мы видим, как шахтеры работают в Чернобыле, раздевшись догола. Конечно же, такого не было. На шахтерах была легкая белая одежда, которую, кстати, постоянно меняли.
Такой батареи ящиков с водкой в Чернобыле быть не могло — в то время в СССР был сухой закон. Кадр из сериала HBO
Водку на ЧАЭС машинами не завозили — в это время в стране был сухой закон! Я выбил всего один ящик водки, но не для того, чтобы бороться с радиацией, а чтобы снять напряжение после работы, ее давали ребятам по 100 грамм.
Реальный кадр с крыши реактора, который очищали от радиоактивных осколков после взрыва
В общем, за что ни возьмись — неточности. Но есть куда более существенные вещи, о которых умалчивает фильм. Через 7 месяцев после аварии четвертый энергоблок был полностью накрыт. Я прошелся сверху, у меня даже кадр есть с крыши. Вот это был настоящий подвиг обычных работяг. Случись авария сейчас — первым вопросом был бы — сколько вы мне заплатите за риск? А в 1986 году я ни разу не встречал людей, которые говорили бы о денежной компенсации. Мы понятия не имели, что нам заплатят пятикратную зарплату за участие в ликвидации аварии. Это был вызов — сможем мы победить атом или нет.
Сейчас на эту тему много спекуляций, даже среди артистов. Могу сказать, что первыми в Чернобыле выступили с концертом «Песняры». Потом уже приехали Кобзон, Леонтьев… И, кстати, французская певица Патрисия Каас выступала в клубе. А больше никого и не было. Пугачева не была в Чернобыле — она выступала в Зеленом Мысе, это чистое место. Зря она говорила, что голос там потеряла.
«Песняры» в Хойниках, 1986 год. Фото: Сергей ПЛЫТКЕВИЧ
«В техногенных авариях виноваты халтурщики»
— В чем, на ваш взгляд, главная причина аварии на ЧАЭС?
— В невежестве. Четвертый блок Чернобыльской атомной станции был лучшим в атомной отрасли по всем показателям. Более того, директору ЧАЭС Брюханову планировали дать Звезду Героя соцтруда за запуск этого блока, который считался большим достижением советской науки и атомной техники СССР. Почему произошла авария? Из-за разгильдяйства. Прекрасные условия работы, отличные зарплаты, природа — там все было для жизни как при коммунизме. Но многие на станции работали по блату, дисциплины никакой. Халтурщиков там было великое множество. Я считаю, что реактор еще долго сопротивлялся их непрофессионализму — почти сутки! Сотрудники станции вытаскивали графитовые стержни один за одним — а он не взрывался… Нельзя так было издеваться над реактором, просто нельзя!
Так, по мнению кинематографистов, выглядел Борис Щербина, зампред Совета Министров СССР. Кадр из сериала HBO
Реальный Борис Щербина. Фото: ТАСС
К сожалению, мы вступили в эпоху, когда невежество царит у нас уже во всех сферах жизни. И ответ этому один — техногенные аварии. Возьмем Фукусиму. Там вообще из-за чепухи все произошло: трансформатор дополнительный не поставили, не подали энергию, когда волна накрыла и активная зона осталась без охлаждения. А сейчас они молчат, что активность уходит в океан и течение разносит ее мимо Курил, Камчатки — до Аляски. Даже в Калифорнии зафиксировали повышенный фон. Так что тихоокеанскую рыбу я вам советую есть с осторожностью — без хребта и косточек, только филе.
— Не секрет, что радиофобия — очень распространенное явление в Беларуси. На ваш взгляд, к чему нам готовиться, на что рассчитывать после окончания строительства в Беларуси Островецкой АЭС?
— Надо рассчитывать на экономический подъем. Знаю многих, кто там работает, это профессионалы. Мне было очень приятно встретиться с ними на Островецкой АЭС. Об одном прошу — не посылайте туда блатных. И знайте по именам не только актеров и писателей, но и главных операторов атомных станций. Тогда они будут острее понимать ответственность перед человечеством.
БЫЛ ТАКОЙ СЛУЧАЙ
— После аварии я приехал в Припять, взял стул в одном из отселенных домов и поставил его прямо посреди центральной площади. Сидел и смотрел по сторонам. Потом приезжал туда много раз — стул как стоял, так стоит. Уже начали вылезать кусты из асфальта, разрушаться дома. В последний раз я был в Припяти в 2014 году — стоит тот стул!
БУДЬ В КУРСЕ!
Экранный Легасов объясняет на пальцах, почему произошел взрыв на ЧАЭС. Кадр из сериала HBO
«Чернобыль» — телевизионный мини-сериал в жанре исторической драмы, созданный американским телеканалом HBO совместно с британской телесетью Sky (увидеть фильм можно только в интернете). Премьера состоялась летом этого года. «Чернобыль» состоит из пяти серий, посвященных аварии на Чернобыльской АЭС в 1986 году, ликвидации последствий этой аварии и расследованию ее причин. Съемки начались весной 2018 года и прошли в Литве на Игналинской АЭС (она похожа на Чернобыльскую). Часть съемок прошла в Киеве.
Главную роль советского ученого Валерия Легасова, которому поручили расследовать катастрофу, сыграл британский актер, лауреат премии Гильдии киноактеров США Джаред Харрис.
Академика Легасова сыграл актер Джаред Харрис. Кадр из сериала HBO
Сериал «Чернобыль» стал самым успешным за все время работы спутниковой и кабельной телевизионной сети HBO и получил уже семь премий «Художественного искусства Эмми».
Последствия лучевой болезни, показанные в сериале. Кадр из фильма HBO
ДОСЬЕ «КП»
Владимир Губарев, 81 год, живет в Москве. Известный писатель-фантаст, драматург, журналист. Лауреат премии Ленинского комсомола (1974), Государственной премии СССР (1978). Был первым журналистом, который попал в Чернобыль уже через несколько часов после взрыва в 1986 году. Впечатления от 40 дней, проведенных в Чернобыле, легли в основу пьесы «Саркофаг», за которую его едва не исключили из партии. Пьеса была поставлена в театрах 56 стран мира и имела огромный успех, особенно в Японии. В Великобритании она была отмечена театральной премией имени Лоуренса Оливье. Автор множества научно-популярных работ по проблематике освоения космоса и научного прогресса, а также шести пьес, которые поставили не только на родине, но и за границей.
НА ЗАМЕТКУ
Закажите книгу Владимира Губарева «Правда о Чернобыле», позвонив по тел. 8-029-125-92-60.
ДОСТАВКА НАЛОЖЕННЫМ ПЛАТЕЖОМ ПО ВСЕЙ ТЕРРИТОРИИ БЕЛАРУСИ ПО ТАРИФАМ РУП «БЕЛПОЧТА» ИЛИ САМОВЫВОЗ ПО АДРЕСУ: Г. МИНСК, УЛ. ПЛАТОНОВА, 1Б, 4-Й ЭТАЖ.
КНИГУ ТАКЖЕ МОЖНО КУПИТЬ В МАГАЗИНАХ:
— OZ.BY
— «БЕЛКНИГА»
— «АКАДЕМКНИГА»
Сколько стоит ложь: Валерий Легасов — герой Чернобыля?
Сколько стоит ложь? Это не значит, что мы примем их за правду. Реальная опасность состоит в том, что, если мы слышим достаточно лжи, мы вообще перестаем узнавать правду. Что же тогда делать? Что еще остается, как отказаться даже от надежды на истину и вместо этого довольствоваться историями? В этих историях неважно, кто герои. Все, что мы хотим знать: кто виноват? Это первые строки мини-сериала HBO «Чернобыль».
84 года назад, 1 сентября 1936 года родился один из самых известных советских физиков-ядерщиков мира — Валерий Легасов. Он возглавил комиссию по расследованию катастрофы. Валерий был сторонником прозрачности между выводами комиссии и общественностью, несмотря на попытки советского правительства преуменьшить значение чернобыльской катастрофы. Многие люди считают его единственной рациональной и интеллигентной фигурой, участвовавшей в решении проблемы, поскольку именно Легасов отвечал за немедленные меры по устранению долгосрочных последствий Чернобыля.
Кем был Валерий Алексеевич Легасов?
Легасов родился в Туле, РСФСР, в семье гражданских служащих. Судьба многое подарила Валерию Алексеевичу Легасову, а потом забрала. В 36 лет он стал доктором химических наук, в 45 лет — действительным членом Академии наук. За работы по синтезу химических соединений благородных газов ему присвоено звание лауреата Государственной премии и Ленинской премии .
Легасов в начале 60-х после окончания и начала работы на сибирском химическом заводе.
Источник: Неизвестно
Ко времени чернобыльской катастрофы 26 апреля 1986 года Легасов был первым заместителем директора Курчатовского института атомной энергии. В этом институте созданы реакторы РБМК-1000, использовавшиеся в Чернобыле.
50-летний ученый был специалистом в области химии и молекулярной физики. Валерий Алексеевич Легасов принадлежал ко «второму поколению» ученых-ядерщиков. Причем реакторами он не занимался, но в их надежности не сомневался.
У него были претензии к качеству оборудования, подготовки персонала, автоматизации, но если бы 25 апреля 1986 года вы его спросили: «Возможна ли авария с разрушением активной зоны и выбросом огромного количества радиоактивных веществ? товары «? Он бы сказал вам, что вы сошли с ума. Как и большинство ученых.
Четверть века физики убеждали общественность в абсолютной безопасности АЭС и делали это настолько эффективно, что сами даже не допускали такой возможности.
«… Накануне вечером мы получили очень плохой сигнал тревоги со станции….
следующий сигнал:« 1-2-3-4 »; что означает, что на станции произошло событие, связанное с ядерной опасностью, радиационной опасностью, пожарной опасностью и взрывоопасностью, то есть со всеми возможными видами опасности », — Легасов.
Чернобыль шокировал ученых-ядерщиков всех рангов. Потребовалось время, чтобы убедиться, что невозможное произошло.
Роль Легасова в аварии на Чернобыльской АЭС
Валерий Легасов был вызван все равно, потому что он был единственным высокопоставленным ученым, доступным в тот момент, когда остальные были в отпуске.
Могла быть и другая причина выбора Легасова — за несколько лет до этой ужасной аварии на заседании секции физики Академии наук СССР он подчеркнул важность новой методологии безопасности для предотвращения крупных катастроф, а указал на проблемы реакторов РБМК-1000 (тот, что взорвался) , и риски эксплуатации ядерных реакторов, предлагая обезопасить их с помощью защитного экрана — предложение коллеги отклонили.
«Я, как химик, беспокоился об огромном потенциале химических реакций в этих устройствах. Много графита, много циркония и воды ».
Примерно в течение 3-4 часов была сформирована комиссия для отправки в Чернобыль, и Легасов представлял в комиссии научные круги. Он был назначен ответственным за группу , которая должна была разработать меры по локализации аварии .
Пока комиссия находилась в пути, со станции пришли новые сообщения о том, что реактор (а это был 4-й блочный реактор) находится под контролем. Информации о радиационных поражениях не поступало. .
Дозиметрист за работой.
Источник: Ленты Легасова
Когда Легасов прибыл в Чернобыль с членами комиссии, никто не мог сказать ему, насколько сильно произошла авария в первые несколько часов. Более того, никто не осознавал, насколько масштабной была катастрофа.
«Вспоминая эту поездку сейчас, я должен сказать, что я совершенно не подозревал, что мы движемся к событию планетарного масштаба, которое, скорее всего, запомнится как такие события, как известные извержения вулканов; Например, Помпеи или что-то подобное ».
По дороге на Чернобыльскую АЭС Легасов увидел зарево над Припяти и сразу понял, что это плохая новость:
«Когда мы подходили к Припяти, примерно в 8-10 километрах от нее, меня поразил вид неба. Это было похоже на шелковицу или даже малиновое, может быть, на , светившееся над станцией, что делало это абсолютно непохожим на то, как должно быть на АЭС. Известно, что атомные электростанции очень чистые и точные, со всеми их оборудованием и трубами, которые обычно не выводят в воздух ничего видимого.А атомная станция для специалиста — это обычно объект, не выделяющий никаких газов. В этом его отличительная черта, если исключить какие-то конкретные объекты. Но этот выглядел как металлургический завод или гигантский химический завод с огромным малиновым свечением над половиной видимого неба. Это очень тревожило и делало ситуацию очень необычной ».
На АЭС произошло два взрыва , в результате которых было разрушено здание реактора. 1-й и 2-й блоки продолжали работать, несмотря на то, что их внутренние помещения имели относительно высокий уровень загрязнения, который составлял около десятков или даже сотен миллирентген в час .Это внутреннее загрязнение произошло из-за приточной вентиляции.
Институт ядерной энергии и Минэнерго приняли активное участие в дискуссиях о том, что делать. Опыта ликвидации подобных аварий в мире не было.
Специальной советской правительственной комиссии пришлось разработать нетрадиционные способы решения многих проблем:
- Как отличить огонь?
- Какая температура внутри разрушенного блока?
- Как стабилизировать температуру внутри разрушенной активной зоны?
- Как остановить распространение радиации?
Легасов понял, что ему нужно принять быстрое решение, иначе тысячи жизней окажутся под угрозой.
Именно Легасов убедил председателя правительственной комиссии Бориса Щербина, что первое, что им нужно сделать в ближайшие сутки, — это эвакуировать людей из Припяти. Но эвакуация началась только спустя 36 часов после взрыва. Автобусы привозили из всех ближайших крупных городов и вывезли 50 тысяч человек , что спасло множество жизней. После этого официальные лица установили 30-километровую Чернобыльскую зону отчуждения, которая считается небезопасной для проживания людей в течение следующих 20 000 лет в результате катастрофы.
Эвакуация Припяти
Источник: Неизвестно
«В 11 часов нам официально сообщили, что весь город будет эвакуирован к 14 часам. Весь транспорт был собран; все маршруты определены; и где-то в 14-2.30 весь город опустел. За исключением станционных рабочих и некоторых рабочих, которые были необходимы для работы коммунальных служб ».
Валерий Алексеевич быстро установил причину повреждения — объемный взрыв мощностью от 3 до 4 тонн в тротиловом эквиваленте .С пристальным вниманием он начал свою работу над тем, как снизить уровень радиации, исходящей от реактора.
Под его командованием было решено заполнить горящий реактор песком, свинцом и доломитовой глиной и сбрасывать карбид бора в больших количествах с вертолетов, чтобы он действовал как поглотитель нейтронов и предотвращал возобновление цепной реакции.
Для выполнения этой задачи было выделеновертолетов, однако вертолеты с трудом удерживались на высоте на высоте 200 метров, из-за чего от реактора исходило тепло до 200 градусов.
Реабилитационные работы на Чернобыльской АЭС
Источник: Игорь Костин / Sputnik
«Запечатав» реактор, пилоты вертолета сбросили на реактор более 5000 тонн материалов , в том числе около 40 тонн соединений бора, 2400 тонн свинца, 1800 тонн песка и глины и 600 тонн доломита, а также фосфат натрия и полимерные жидкости (Bu93).
Позже были приняты меры по предотвращению попадания расплавленного радиоактивного материала в воду в нижней системе охлаждения, поэтому был построен туннель, чтобы предотвратить попадание радиоактивных веществ в грунтовые воды.
Валерий Легасов будет летать над Чернобыльской АЭС 5-6 раз в день. Бортовой счетчик (дозиметр) Гейгера-Мюллера с максимальной шкалой 500 рентген в час зашкаливал…
Академик 7 раз приезжал на Чернобыльскую АЭС. Он был нездоров: постоянно болел, у него был сухой кашель и головные боли. У него была ослабленная иммунная система. Однако он продолжал работать по 12 часов в сутки.
Легасов возле Чернобыльской АЭС
Источник: Неизвестно
Хотя ему было разрешено провести на месте максимум две недели, ученый провел 4 месяца (!) Там , и подвергся воздействию 100 REM (человек, эквивалентный рентгену) — в четыре раза больше разрешенного максимума 25 REM.5 мая у него уже появились признаки лучевой болезни (ядерный загар и выпадение волос), а к 15 мая начались кашель и бессонница. Однако он вернулся в Чернобыль, несмотря на это, хорошо зная, что там его жизнь закончилась.
Что сказал Легасов в Вене?
Конференция МАГАТЭ в Вене
Источник: Wikimedia Commons
Европейские страны обвинили Москву в заражении всего региона и сокрытии масштабов катастрофы. Советское правительство, пытаясь спасти свою репутацию, сформировало команду для составления специального отчета с подробным описанием масштабов последствий для Международного агентства по атомной энергии, главного в мире ядерного сторожевого пса.
В августе 1986 года Валерий Легасов представил Чернобыльский отчет на пятидневном заседании МАГАТЭ в Вене. Изначально это должен был сделать глава государства Михаил Горбачев, но лидер решил, что это должен быть Легасов, ученый, работавший на объекте.
Над отчетом работала целая команда специалистов. Легасов хотел удостовериться, что вся информация абсолютно верна, поэтому иногда ученые и специалисты проводили несколько дней в доме Легасова.
В конференции приняли участие более 600 ядерных экспертов из 62 стран и 21 организации , а также правительственные чиновники, которые были экспертами в области ядерной техники, радиационной безопасности и здравоохранения. На встрече также присутствовали представители правительств Беларуси, Советского Союза и Украины.
Легасов представил пятичасового устного доклада о причинах катастрофы.
Собранные 2 тома материалов были честным и подробным отчетом, успокоившим международное сообщество, но разозлившим коллег дома.
Конференция в Вене (1986)
Фото: Руди Блаха
Легасов считал, что основной причиной аварии на Чернобыльской АЭС было отношение, порожденное отсутствием индивидуальной ответственности за качество. Он упоминает: промахов, сварку, дефекты трубопроводов, неисправные клапаны, отказы каналов РБМК и отмечает, что после десяти лет разговоров об обучении и, по крайней мере, пяти лет дискуссий о разработке систем диагностики оборудования ничего не было сделано.По всему Советскому Союзу еще действовали 16 реакторов РБМК.
В своем отчете Легасов писал: «Повсюду пренебрегали научным руководством и конструкторами, не обращали внимания на состояние приборов или оборудования».
Согласно его отчету, Чернобыль был вызван несколькими факторами:
- Реактор РБМК был неисправен и нестабилен и фактически был запрещен к использованию где-либо еще, кроме Советского Союза.
- В реакторе отсутствовал защитный слой, чтобы удерживать любые радиоактивные материалы в случае утечки или облучения.
- Заводом управляли необученные рабочие, неправильное обращение с оборудованием которых только усугубило катастрофу.
Однако он подчеркнул, что человеческая халатность и неподготовленность были более серьезным фактором, вызвавшим инцидент.
Легасов ссылается на записи разговоров между операторами в ночь перед аварией, которые показывают, что они планировали выполнить действия, которые были перечеркнуты в руководстве по эксплуатации:
«Уровень подготовки серьезных документов для АЭС был такой, что кто-то мог что-то вычеркнуть, а оператор мог правильно или неправильно истолковать то, что было зачеркнуто, и произвести произвольные операции», — отмечает Легасов.
Но Легасов в том, что виноваты не только операторы. Он отмечает, например, что хотя представители регулирующего органа, Госатомэнергонадзора, присутствовали на станции, они не были проинформированы о программе экспериментов.
«Я сам сделал точный и однозначный вывод, что Чернобыльская катастрофа — это апофеоз , вершина всех бесхозяйственности , которые десятилетиями совершались в нашей стране».
Но вина не была чисто абстрактной концепцией.По его мнению, были действительно виновные. Конструкторам не удалось достаточно быстро модифицировать системы защиты реактора, даже когда были обнаружены проблемы. По словам одного из директоров станции, ядерный реактор похож на «самовар» (чайник) и намного проще, чем обычная установка.
На конференцию он также привез с собой 25-минутную видеозапись, озаглавленную просто «26 апреля», которая была показана на конференции утром при открытии, а затем еще раз дважды по многочисленным просьбам.Фильм резко контрастировал с документальным фильмом советского телевидения, который демонстрировался в делегатском зале. Настойчиво веселый документальный фильм, посвященный большую часть своего времени усилиям рабочих на месте и в больнице 6 в Москве. Видеозапись Легасова, однако, слишком четко описывает события 25-26 апреля, которые сделали все последующие героические действия и усилия по очистке территории необходимыми. В нем описывалась Чернобыльская АЭС и конструкция реактора РБМК-1000; затем он последовал за ходом последнего эксперимента на четвертом блоке Чернобыля до его катастрофической развязки.
Сначала зал гудел, присутствующие что-то кричали со своих мест. Но начиная с 15-й минуты лекции в зале царила полная тишина. Они слушали Легасова, затаив дыхание. И они записали после него числа. Экспертов поразила осведомленность советского академика. Когда Легасов закончил свою речь , он был встречен овациями за его усилия по сдерживанию ситуации и даже получил флаг МАГАТЭ. Он входил в десятку лучших ученых мира.
На днях в Вене он дал это интервью американской телекомпании NBC.
Отчет Легасова сильно контрастировал с нарративом Советского правительства, которое пыталось преуменьшить масштаб катастрофы для остального мира.
Ученый прорвался сквозь завесу лжи и тишины вокруг Чернобыля. Раскрыв истинную природу катастрофы, он, по сути, спас страну от многомиллионных судебных исков.
Почему Валерий Легасов покончил с собой?
Следующие два года после чернобыльской катастрофы были тяжелыми для Легасова как морально, так и физически. В результате решимости Легасова говорить правду, он был высмеян своими научными коллегами и был подавлен отсутствием инициатив по предотвращению новых катастроф, таких как Чернобыль, в будущем.
« Он был патриотом и горевал о том, что случилось, о стране, о людях, которые страдали… Его сочувствие было нарушено и, кажется, оно« съело его изнутри ».Постепенно он перестал есть, перестал спать … Он хорошо знал, что будет дальше, насколько это будет больно. Наверное, он не хотел быть обузой для моей матери, », — сказала дочь.
А 27 апреля 1988 года, во вторую годовщину аварии на Чернобыльской АЭС, Валерий Легасов был найден повешенным в своем домашнем офисе. Официальная версия « причина смерти — самоубийство ». Это была не первая попытка самоубийства Легасова. Дэвид Р. Марплс предположил, что влияние чернобыльской катастрофы на психологическое состояние Легасова было фактором, который привел к его решению покончить жизнь самоубийством.
Конечно, остается только один важный вопрос: «Почему Легасов повесился?»
Советское правительство не дало ответа. Читая мнения его коллег, просматривая интервью с членами его семьи, складывается мнение, что причин было много.
Предполагаемые причины смерти:
- Он подвергся воздействию опасного уровня радиации во время расследования катастрофы, поэтому решил не дожидаться действительно «плохих времен»;
- Карьера разрушена его попытками реформировать советскую научную систему.Все последующие годы советские чиновники пытались забыть о катастрофе на Чернобыльской АЭС;
- Преследование коллег из научной области;
- Постоянные притеснения и давление со стороны страны, особенно со стороны КГБ.
Все эти предполагаемые причины могли спровоцировать глубокую депрессию, которая привела к его смерти.
Валерий Легасов в Чернобыльской зоне отчуждения
Источник: Википедия
Предсмертной записки не было, но он оставил серию записанных пленок, в которых подробно описывалось, как он разочаровался в правительстве, которое пыталось скрыть ключевые детали чернобыльской катастрофы.
Его записей раскрыли важные нераскрытые факты о катастрофе. В этих посмертно опубликованных мемуарах он показал, что Чернобыль страдает серьезными конструктивными недостатками, которые давно были известны ученым Курчатовского института атомной энергии, заместителем директора которого он был до своей смерти.
Ленты Легасова
«За всю свою жизнь мне никогда не приходило в голову, что мне придется начать эту часть своей жизни. По крайней мере, не в том возрасте, в котором я сейчас, чуть больше пятидесяти.Мне нужно начать с той части, где я создаю свои мемуары. А эта часть трагичная, запутанная и непонятная », — из пленок Валерия Легасова.
28 апреля Легасов должен был раскрыть правительству данные собственного расследования причин чернобыльской катастрофы. По некоторым данным, некоторые записи, которые Валерий Алексеевич читал на диктофон, были стерты .
Что было стерто доподлинно неизвестно. В семейном архиве сохранилось года. В Интернете есть множество расшифровок записей, которые действительно принадлежат ученому, но есть и такие, которые не имеют к нему никакого отношения.
На магнитофонной записи сделана надпись: «Володя Губарев». Записи Легасова предназначались для друга ученого, писателя Владимира Губарева. После смерти ученого их, конечно же, забрали члены комиссии.
Стенограммы записей Легасова были опубликованы в «Правде» его другом Владимиром Губаревым через два дня после его самоубийства .Его уход шокировал читателей и научное сообщество, и снова были обсуждены причины аварии. Но следователи и друзья считали, что он скончался добровольно не из-за катастрофы.
Однако мемуары также показывают его глубокую озабоченность аспектами безопасности ядерной промышленности в Советском Союзе . Хотя советское оборудование в некоторых концептуальных отношениях было лучше, чем западное, «ощущалась явная нехватка систем контроля и диагностики.«Кроме того, тщательный анализ рисков АЭС был почти исключительно прерогативой западных ученых и инженеров. В СССР не было организации, которая могла бы компетентно решать эти проблемы, — заявил он.
Согласно анализу записи телевизионного фильма BBC «Чернобыльская ядерная катастрофа», Легасов утверждает, что политическое давление подвергло цензуре упоминание советской ядерной секретности в его докладе МАГАТЭ, секретность, которая запрещала даже операторам АЭС знать о предыдущих авариях и известных проблемах. с реакторной конструкцией.
Из магнитофонной записи, продиктованной академиком Легасовым:
«… на сегодняшний день у нас нет безопасной ядерной энергии, или концепции безопасной ядерной энергии, или даже концепции безопасного ядерного реактора, который полностью готов».
Легасов — герой Чернобыля?
Легасов завоевал право честно смотреть людям в глаза. И в первую очередь тем, кто выжил в Чернобыльской трагедии в Припяти и Киеве, в Гомеле и десятках и десятках белорусских деревень.И люди это почувствовали.
Он принял решения, которые помогли ограничить влияние катастрофы, угрожавшей Европе.
Сын ведущего идеолога партии, Легасов искренне верил в коммунизм и безупречно политически. То, что Легасов стал свидетелем в Чернобыле, изменит ход его жизни: хаос и некомпетентность, которые он увидел, поколебали его веру в социализм.
Было ясно, что в первые несколько дней из-за движения воздушных масс и из-за капель материала в реакторе загрязнение распространялось вместе с пылью.
Ученые поняли, что ветер принесет опасное количество радиации в Киев за несколько дней, когда готовились к празднованию Дня труда 1 мая, на которое должны были прийти тысячи людей. Легасов настоял на том, чтобы власти не проводили торжества , заявив, что это поставит под угрозу жизни людей. Однако Москва скрыла факты катастрофы не только от жителей, но и от остального мира. Говорят — отмена Первомая вызовет у людей подозрение.
Всего через пять дней после взрыва тысячи человек прошли маршем по Киеву . Считалось, что они подвергаются большим дозам радиации. Официальные лица до сих пор опровергают это утверждение.
Если вы увидите инструкции КГБ по безопасности во время командировок в Чернобыльскую зону с апреля 1986 года, вы будете шокированы:
«… перед входом в места отдыха необходимо почистить одежду и обувь … Ношение головных уборов обязательно … Отдых на траве, на других открытых площадках категорически запрещен… »
На второй-третий день Легасов предложил организовать информационную группу в рамках Правительственной комиссии. Он пригласил на него двух-трех опытных журналистов. Им приходилось собирать необходимую информацию о медицинской, технической и радиоактивной ситуации от специалистов в том количестве, в котором они нуждались, будь то полное или частичное, чтобы устранить неточности, когда у нас самих не было достаточно информации. Это не было отклонено, но такая информационная группа не создавалась.Правда о Чернобыле пришлась по вкусу далеко не всем.
Журналист на сайте июнь 86 года.
Источник: Неизвестно
Дважды ученого номинировали на звание Героя Социалистического Труда и оба раза исключали из списков. Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев лично вычеркнул имя Легасова, сославшись на то, что « других ученых не советуют ».
Жена академика Маргарита Михайловна вспомнила, что впервые Валерий Алексеевич вернулся в Москву 5 мая.Худой, лысый, с характерным «чернобыльским загаром» — затемненным лицом и руками. Тесно признал, что на месте катастрофы отсутствовали респираторы, запасы чистой воды, медикаментов, чистых резервных продуктов питания, а также препаратов йода для необходимой профилактики.
После возвращения из Чернобыля его глаза потухли, — рассказывает его дочь Инга Валерьевна. — Он сильно похудел. Он не мог есть из-за сильнейшего стресса. Он понимал масштаб трагедии и не мог думать ни о чем, кроме Чернобыльской катастрофы.
Полученная доза облучения сильно подорвала его здоровье. А его последующие попытки реформировать советскую научную систему разрушили его карьеру. Все последующие годы пытались забыть о катастрофе на Чернобыльской АЭС. Страна не нуждалась в своих героях.
Памятник Валерию Легасову
в школе № 56 имени академика В.А. Легасова
Источник: Неизвестно
Всего через восемь лет после самоубийства 20 сентября 1996 года тогдашний президент России Борис Ельцин посмертно присвоил Легасову почетное звание Героя Российской Федерации, высшее почетное звание страны, за проявленные «мужество и героизм». в своем расследовании катастрофы.
Мы глубоко уважаем и благодарим этого храброго человека, который сделал все возможное, заплатил высокую цену, чтобы мы могли жить.
Радиоактивно ваш Чернобыль Добро пожаловать.
Что «Чернобыль» на HBO поступило правильно и что ужасно неправильно
Светлана Алексиевич, русскоязычная белорусская писательница, получившая в 2015 году Нобелевскую премию по литературе за свою работу с устной историей, сказала, что книга, которую она Было сочтено, что легче всего сообщить о ее книге о Чернобыле.(Его английское название, в зависимости от перевода, — «Голоса из Чернобыля» или «Чернобыльская молитва».) Причина, по ее словам, заключалась в том, что никто из ее собеседников — людей, которые жили в районе, пострадавшем от катастрофы, — не знал, как они должны были об этом говорить. Для других своих книг Алексиевич брала интервью у людей об их опыте Второй мировой войны, советской войны в Афганистане и распада Советского Союза. Для всех этих других событий и периодов в русской истории были широко распространены повествования, привычки говорить, которые, как обнаружил Алексиевич, затмевали реальный личный опыт и личные воспоминания.Но когда она расспрашивала выживших о Чернобыле, им было легче получить доступ к их собственным историям, потому что история не была рассказана. В советских СМИ было очень мало информации о катастрофе. Не было ни книг, ни фильмов, ни песен. Был вакуум.
Книга Алексиевича о Чернобыле была опубликована на русском языке в 1997 году, более чем через десять лет после того, как один из реакторов на Чернобыльской АЭС взорвался в результате, вероятно, самой страшной ядерной аварии в истории. Один из самых примечательных фактов о Чернобыле заключается в том, что вакуум нарратива сохранялся так долго и, по сути, сохраняется с тех пор: книга Алексиевич стала известна как в России, так и на Западе только после того, как она получила Нобелевскую премию.В средствах массовой информации в России и за рубежом появлялись статьи, многие из которых касались странной туристической индустрии, возникшей в зоне бедствия; был документальный фильм BBC и причудливый американо-украинский документальный фильм. Но за последний год в двух книгах, одна историка, а другая — журналиста, была сделана попытка рассказать окончательную документальную историю катастрофы. Наконец, сериал HBO «Чернобыль», пятый и последний эпизод которого вышел в эфир в понедельник, представляет беллетризованную версию. Это телевидение, и к тому же очень хорошо принятое телевидение, скорее всего, именно сериалы, а не книги, наконец заполнят вакуум там, где должна быть история Чернобыля.Это не хорошая вещь.
Прежде чем я перейду к тому, что в этой серии было так ужасно неправильно, я должен признать, что все было правильно. В «Чернобыле», созданном и написанном Крейгом Мазином и режиссером Йоханом Ренком, материальная культура Советского Союза воспроизведена с точностью, которую никогда раньше не видели на западном телевидении или в фильмах — или, если на то пошло, в мире. Российское телевидение или кино. Одежда, предметы и сам свет, кажется, пришли прямиком из Украины, Белоруссии и Москвы восьмидесятых годов.(Есть мелкие погрешности, например, праздничная форма, которую носят школьники в непраздничные дни, или подростки, несущие школьные ранцы маленьких детей, но это поистине треск.) Американцы советского происхождения — и, действительно, советского происхождения Русские твиты и блоггеры трепетали перед невероятной точностью, с которой было воспроизведено физическое окружение советских людей. Одна заметная ошибка в этом отношении связана с очевидным незнанием создателей сериала огромных разделений между различными социально-экономическими классами в Советском Союзе: в сериале Валерий Легасов (Джаред Харрис), член Академии наук, живет почти в такое же убожество, как пожарный в украинском городе Припять.На самом деле Легасов жил бы в совершенно ином убожестве, чем пожарный.
В этом заключается один из самых больших недостатков сериала: неспособность точно передать советские властные отношения. Есть исключения, блестящие вспышки, которые проливают свет на причудливую работу советских иерархий. В первом эпизоде, например, во время экстренного заседания исполкома города Припяти, старший государственный деятель Жарков (Дональд Самптер) произносит пугающую и пугающе точную речь, призывая своих соотечественников «верить».«Мы блокируем город, — говорит Жарков. «Никто не уходит. И перережьте телефонные линии. Сдерживать распространение дезинформации. Вот как мы удерживаем людей от подрыва плодов их собственного труда ». В этом утверждении есть все: бюрократическая косвенность советской речи, привилегия «плодов труда» над людьми, которые их создали, и, конечно же, полное пренебрежение к человеческой жизни.
Заключительный эпизод «Чернобыля» также содержит сцену, идеально отражающую советскую систему.Во время судебного процесса над тремя мужчинами, которые были признаны виновными в катастрофе, член Центрального комитета отвергает решение судьи, который затем обращается к прокурору за указаниями, и прокурор дает указание, кивая. Именно так и работали советские суды: они выполняли приказ ЦК, а у прокурора было больше власти, чем у судьи.
К сожалению, помимо этих ярких моментов, сериал часто колеблется между карикатурой и глупостью. В эпизоде 2, например, член ЦК Борис Щербина (Стеллан Скарсгард) угрожает застрелить Легасова, если тот не расскажет ему, как работает ядерный реактор.На протяжении всего сериала много людей, которые, кажется, действуют из страха быть застреленными. Это неточно: казни без надлежащего судебного разбирательства или даже отложенные казни по приказу одного аппаратчика не были особенностью советской жизни после 1930-х годов. По большому счету, советские люди делали то, что им говорили, без угроз оружия или какого-либо наказания.
Столь же повторяющимся и смешным являются многие сцены, в которых героические ученые противостоят непримиримым бюрократам, открыто критикуя советскую систему принятия решений.В эпизоде 3, например, Легасов риторически спрашивает: «Простите меня — может быть, я просто провел слишком много времени в своей лаборатории, а может быть, я просто дурак. Неужели все так работает? Неосведомленное, произвольное решение, которое будет стоить неизвестно сколько жизней, которое принимает какой-нибудь аппаратчик, какой-нибудь карьерный партийный деятель? » Да, конечно, так это работает, и, нет, он не был в своей лаборатории так долго, чтобы не осознавать, как это работает. Дело в том, что если бы он не знал, как это работает, у него никогда не было бы лаборатории.
Отставка была определяющим условием советской жизни. Но отставка — зрелище удручающее и нетелегеническое. Таким образом, создатели «Чернобыля» представляют себе противостояние, в котором противостояние было немыслимо, — и тем самым переходят черту от вымысла к созданию лжи. Белорусский ученый Ульяна Хомюк (Эмили Уотсон) еще более конфронтационна, чем Легасов. «Я физик-ядерщик», — говорит она аппаратчику в эпизоде 2. «До того, как вы были заместителем госсекретаря, вы работали на обувной фабрике.«Во-первых, она никогда этого не сказала. Во-вторых, аппаратчик мог работать на обувной фабрике, но если он был аппаратчиком, то не сапожником; он поднялся по партийной лестнице, которая действительно могла начаться на заводе, но в офисе, а не в заводском цехе. Аппаратчик — точнее, карикатура на аппаратчика — наливает себе стакан водки из графина, стоящего на его столе, и отвечает: «Да, я работал на обувной фабрике. И теперь я главный ». Он произносит тост в середине дня: «За тружеников мира.Нет. Ни графина, ни водки на рабочем месте перед враждебно настроенным незнакомцем, ни хвастовства: «Я главный».
Но самая большая выдумка в этой сцене — это сама Хомюк. В отличие от других персонажей, она выдумана — согласно заключительным названиям, она представляет десятки ученых, которые помогли Легасову расследовать причину катастрофы. Хомюк, кажется, воплощает в себе всевозможные голливудские фантазии. Она знает истину: когда мы впервые видим ее, она уже понимает, что что-то пошло не так, и понимает это ужасно быстро, в отличие от тупых мужчин на месте происшествия, которым, кажется, нужно часов, чтобы принять это.Она также ищет истину: она берет интервью у десятков людей (некоторые из них умирают от радиационного облучения), выкапывает научную статью, подвергшуюся цензуре, и каждую минуту выясняет, что именно произошло. Ее также арестовывают, а затем сразу же садят на митинг, посвященный катастрофе, который ведет Горбачев. Ничего из этого невозможно, и все это банально. Проблема не только в том, что Хомюк — фикция; Дело в том, что вид экспертных знаний, которые она представляет, — фикция.Советская система пропаганды и цензуры существовала не столько для того, чтобы распространять определенное сообщение, сколько для того, чтобы сделать обучение невозможным, заменить факты месивом и предоставить безликому государству монополию на определение постоянно меняющейся реальности.
В отсутствие чернобыльского повествования создатели сериала использовали очертания фильма-катастрофы. Есть несколько ужасных людей, виновных в катастрофе, и несколько храбрых и всезнающих, которые в конечном итоге спасают Европу от превращения в необитаемую и говорят миру правду.Это правда, что Европа выжила; неправда, что кто-то дошел до истины или сказал ее.
Книга гарвардского историка Сергея Плохого о Чернобыле, написанная в 2018 году, реконструирует последовательность событий и назначает виновных. Фактически, утверждает Плохий, именно советская система создала Чернобыль и сделала взрыв неизбежным. Проблески этого понимания появляются и в сериале HBO. В последнем эпизоде Легасов, давая показания в качестве свидетеля, сообщает советскому суду, что катастрофа произошла из-за того, что концы стержней управления были сделаны из графита, что ускорило реакцию, тогда как стержень управления должен был ее замедлить.На вопрос прокурора, почему реактор был спроектирован таким образом, Легасов приводит ту же причину, по которой игнорируются другие меры безопасности и сокращаются другие углы: «Это дешевле». Кажется, он проклинает всю систему.
Однако чаще нам дают поверить в то, что три человека, которые предстали перед судом, — и особенно один из них, особенно непривлекательный злодей по имени Анатолий Дятлов (Пол Риттер) — виноваты. Мы видим, как он воодушевляет молодых и лучших людей на действия, которые в конечном итоге приведут к катастрофе.Все потому, что, похоже, он хочет повышения. Фактически, это не было пряником одного или даже нескольких повышений, и это не был один мерзкий и оскорбительный начальник. Это была система, состоящая в основном из сговорчивых мужчин и женщин, которые срезали собственные углы, игнорировали свои собственные меры предосторожности и в конечном итоге взорвали собственный ядерный реактор без уважительной причины, за исключением того, что все делалось именно так. Зрителю предлагается пофантазировать, что, если бы не Дятлов, лучшие люди поступили бы правильно, а роковая неисправность в реакторе и самой системе могла бы остаться скрытой.Это обман.
Скончался химик, следователь аварии на Чернобыльской АЭС, 51
МОСКВА (AP) _ Валерий Легасов, физик-химик, возглавлявший комиссию по расследованию аварии на Чернобыльской АЭС, скончался в возрасте 51 года, официальные советские новости Об этом сообщает ТАСС.
Ни ТАСС, ни вечерний телеканал «Время» в пятницу не сообщили ни причину, ни место смерти.
ТАСС сообщил, что Легасов скончался в среду, на следующий день после второй годовщины 26 апреля 1986 года взрыва и пожара на атомной электростанции в Советской Украине, в результате которых погиб по меньшей мере 31 человек.
Неизвестно, подвергся ли Легасов воздействию опасного уровня радиации во время расследования катастрофы, крупнейшей в мире аварии на атомной электростанции.
Советский лидер Михаил С. Горбачев и другие высшие должностные лица Коммунистической партии и ученые подписали некролог, опубликованный ТАСС.
Имя Легасова отсутствовало в десятках сообщений советских СМИ во вторник в годовщину аварии на ядерном объекте в 80 милях к северу от Киева.
Иностранные коллеги Легасова по исследованиям в области ядерной энергетики высоко оценили его открытость в обсуждении причин и последствий аварии на Чернобыльской АЭС, в отличие от первоначальной советской задержки с предоставлением информации о ней.
Авария распространила радиоактивность по всему миру.
Легасов был первым заместителем директора И.В. Курчатовский институт атомной энергии и член Президиума АН СССР. Официальный некролог высоко оценил его работу с инертными газами и использование ядерных реакторов для выработки электроэнергии.
Легасов возглавлял советские делегации на встречах Международного агентства по атомной энергии в Вене, посвященных чернобыльской катастрофе.
В августе 1986 года он представил агентству пятичасовую презентацию отчета советских следователей по Чернобылю.В отчете виновата в аварии человеческая ошибка, а не неисправное оборудование.
ТАСС сообщил, что Легасов внес «значительный вклад в разработку и реализацию неотложных мер, направленных на ликвидацию последствий аварии».
Валерий Легасов — человек, сумевший смягчить последствия Чернобыля [биография]
Химик Своими оперативными решениями он уменьшил ущерб, нанесенный ужасной аварией на Чернобыльской атомной электростанции, сыграв фундаментальную роль как в команде, которая управляла аварией, так и в последующем расследовании причин взрыва.
Когда электростанция вышла из строя (26 апреля 1986 г.), Легасов был первым заместителем директора Института атомной энергии им. Курчатова . Он был назначен членом комиссии, перед которой советское правительство поставило задачу расследовать причины катастрофы и принять все необходимые меры для уменьшения ущерба. Он был выбран потому, что считался ученым, подчинявшимся директивам партии. Столкнувшись с катастрофой, Легасову пришлось взять на себя ответственность за ситуацию, хотя и потратил немного времени, и даже совершил ошибки, ломая стену молчания и официальной лжи.
Он настаивал на эвакуации населения Припяти, спасении многих жизней и неустанно работал, независимо от радиации, которой он подвергался, пытаясь сдержать катастрофические последствия аварии: смесь бора, содержащую свинец, песок. и глина была брошена вертолетами в активную зону реактора для поглощения излучения.
Даже когда он столкнулся с заблудшим и сбитым с толку Михаилом Сергеевичем Горбачевым (который много лет спустя без колебаний признался, что «чернобыльская трагедия была знаком конца Советского Союза») и его коллегами-учеными, он не сделал этого. стесняйтесь говорить четко и показывать риски, которые растение, хотя и разрушено, все же представляет.Много недель он оставался на Чернобыльской АЭС, подвергаясь опаснейшей радиации.
Затем Легасов доложил Международному агентству по атомной энергии в Вене об ответственности человека и Советского Союза в этой катастрофе. Его вмешательство успокоило международное сообщество , но вызвало раздражение его советских коллег . Михаил Горбачев дважды исключал свое имя из списка награжденных званием Героя Социалистического Труда за ликвидацию последствий аварии на Чернобыльской АЭС, заявив, что «другие ученые не рекомендуют его награждать».
После доклада он был изолирован и замолчал: распространение его правдивых файлов было запрещено. В день второй годовщины катастрофы Легасов повесился, при этом состояние его тела ухудшалось из-за последствий поглощенной радиации. Перед тем как покончить с собой, он записал аудиозапись, на которой раскрыл все факты катастрофы, которые ему не удалось раскрыть. Самоубийство Легасова вызвало резонанс во всем ядерном мире Советского Союза.В частности, правительству пришлось пересмотреть сказанное и признать структурные проблемы, от которых Чернобыльская АЭС страдала еще до катастрофы. 20 сентября 1996 года по случаю первой десятой годовщины трагедии президент России Борис Эльцин присвоил ему ныне покойное звание Героя Российской Федерации за мужество и героизм, проявленные при расследовании катастрофы.
Легасов с его храбростью и упорным поиском неудобной правды вместе с несколькими другими учеными спас Центральную Европу от катастрофы, которая может принять еще более масштабные и долговременные масштабы (к настоящему моменту мы официально говорим о 93.000 погибших).
«Чернобыль», пожалуйста, оставайся спокойным (ТВ-эпизод 2019) — Давид Денчик в роли Михаила Горбачева
Валерий Легасов : Есть хорошие новости. Воздушные капли работают, чтобы потушить огонь.Выбросы радионуклидов снизились, но пожар не будет тушиться еще как минимум две недели. Есть еще дополнительная проблема. Ядерное топливо не остывает просто потому, что оно не горит. Фактически, температура, скорее всего, повысится из-за того, что мы сбросили слой песка. Уран расплавит песок, образуя своего рода лаву, которая начнет таять сквозь щит внизу.
Михаил Горбачев : Вы сделали лаву?
Валерий Легасов : Я этого ожидал.Я считаю, что было время укрепить эту нижнюю бетонную площадку до того, как лава достигла земли и загрязнила грунтовые воды. Но, как выяснилось, я беспокоился не о том. Эээ … Насколько я понимаю, эти большие резервуары для воды под резервуаром были практически пустыми. Это Улана Хомюк из Белорусского института. Благодаря ее проницательности теперь мы знаем, что баки фактически полны.
Михаил Горбачев : Воды.Почему это проблема, профессор?
Улана Хомюк : Когда лава попадает в эти резервуары, она мгновенно перегревается и испаряет около 7000 кубических метров воды, вызывая значительный тепловой взрыв.
Михаил Горбачев : Насколько важно?
Улана Хомюк : По нашим оценкам, от двух до четырех мегатонн.Все в радиусе 30 км будет полностью разрушено, включая три оставшихся реактора в Чернобыле. Весь радиоактивный материал во всех ядрах будет выброшен с силой и рассеян мощной ударной волной, которая распространится примерно на 200 километров и, вероятно, будет фатальной для всего населения Киева, а также части Минска. Выброс радиации будет серьезным и затронет всю Советскую Украину, Латвию, Литву, Белоруссию, а также Польшу, Чехословакию, Венгрию, Румынию, большую часть Восточной Германии.
Михаил Горбачев : Что значит «удар»?
Валерий Легасов : На большей части территории наблюдается почти постоянное нарушение снабжения продовольствием и водой, резкое увеличение заболеваемости раком и врожденными дефектами.Не знаю, сколько будет смертей, но много. Для Белоруссии и Украины «удар» означает полную непригодность для проживания как минимум 100 лет.
Михаил Горбачев : В Белоруссии и Украине проживает более 50 миллионов человек.
Валерий Легасов : Шестьдесят, да.
Михаил Горбачев : И как скоро это произойдет?
Валерий Легасов : Примерно от 48 до 72 часов.
Пантеон
- Визуализации
- Рейтинги
- Люди
- Места
- Профессии
- Профили
- Люди
- Места
- Страны
- Профессии
- Профессия / Страна
- Eras
- О компании
- Данные
- Разрешения
- Скачать
- API
- Ежегодник
- Домой
- Визуализации
- Рейтинги
- Профили
- Люди
- Места
- Страны
- Профессии
- Род занятий / Страна
- Eras
- О
- Данные
- Разрешения
- API
- Ежегодник
- API
- Поиск
- Оставить отзыв
- Использование ссылки
Désolé, страница не найдена.
Вы можете попробовать новый поиск или эти страницы:
Isaac Newton
Physicist
United Kingdom
Rank 6
Walt Disney
Producer
United States
Rank 82
Роджер Федерер
Теннисист
Швейцария
Ранг 124
Гонщик
Ранг профессии 16
665 Лица
Спортивный домен
Ранг Агнез Мо
Актер 9000
Laozi
Philosopher
China
Рейтинг 157
Винсент Ван Гог
Painter
Нидерланды
Рейтинг 20
- 9000
Профессия Дизайнер одежды
Профессия
Васко да Gama
Explorer
Португалия
Рейтинг 99
Знаменитость
Профессия 40
142 Физические лица
Общественная фигура
Мари Кюри
- Изучите
- Визуализации
- Рейтинги
- Профили
- Люди
- Места
- Страны
- Профессии
- Профессии / страны
- Эры
- О
- Отчет об ошибке данных
- Политика конфиденциальности
- службы
- Данные
- Разрешения
- Скачать
- API
- Приложения
- Ежегодник
Физик Польша
Использование Чернобыля (мини-сериал) для обучения этическому лидерству
Журнал обучения лидерству DOI: 10.12806 / V19 / I4 / PM1 ОКТЯБРЬ 2020 ПОПУЛЯРНЫЕ СМИ193
Использование артефактов популярной культуры (PCA)
в обучении лидерству
Преподаватели лидерства имеют сложную задачу
— объяснить абстрактные концепции и идеи своим
ученикам. Учителя лидерства признали
потенциал популярных СМИ для иллюстрации абстрактных
концепций лидерства и использовали PCA
(например, фильмы, газеты, телевидение, книги,
и социальные сети) в классных комнатах для изучения
эта цель (Callahan et al., 2007; Уильямс и МакКлюр,
2010; Одом и др., 2013). Есть несколько преимуществ
интеграции СПС в обучение лидерству.
Во-первых, как указывалось ранее, PCA идеальны для обучения лидерству
, потому что они позволяют обучаться с использованием инструментов
, которые пробуждают интерес студентов. Во-вторых, PCA служат
в качестве практических примеров для понимания теорий лидерства
. Поскольку при их развертывании решения лидера
можно увидеть в контексте, и можно установить связи
между убеждениями, ценностями и действиями лидера (Каллахан
et al., 2007; English & Stey, 1997). Более того,
PCA обеспечивают альтернативный опыт обучения, без
необходимости делать ошибки лично, чтобы усвоить уроки лидерства
(Callahan et al., 2007). Компания Cummins
(2007) также указала, что многие из тех же проблем лидерства
имеют место в организациях
для большинства руководителей. Автор добавил, что с помощью тщательного выбора
PCA можно помочь руководству
студентов понять потенциальные решения
без соответствующих затрат времени и усилий для решения
каждой проблемы как уникальной ситуации.Кроме того, PCAs
учат студентов распознавать связи и делать выводы
о явлениях из повседневных контекстов.
Здесь предполагается, что, если студенты применит
теорий лидерства к PCA, они смогут
применять и использовать эти теории в повседневной жизни
(Callahan et al., 2007). Такие преимущества интеграции
PCA в классную комнату подтверждаются исследованиями
, такими как Callahan and Rosser (2007), Williams
,and McClure (2010), Wimmer et al.(2012) и Odom
et al. (2013). Признавая эти преимущества, в этой статье
объясняется, как можно использовать сериал «Чернобыль» для иллюстрации этических теорий
. В следующем разделе
я кратко обсуждаю основные области этических теорий
.
Области этических теорий
Этика определяется как «суждение о том, является ли человеческое поведение
правильным или неправильным» (Johnson, 2018, p. Xxii).
Этическая теория обеспечивает систему правил или принципов
, которые направляют нас при принятии решений о том, что
правильно или неправильно в конкретной ситуации.Мы можем разделить
этических теорий на две основные области: теории
о поведении лидеров и теории о характере лидеров
. Этические теории, которые касаются поведения
лидеров, затем делятся на два типа:
Последствия (телеологические) и обязанности (деонтологические)
теории (Northouse, 2013). В консеквенциалистских теориях
правильность или неправильность решения
принимается в зависимости от результатов действия
(Peach, 1995).При определении последствий,
,, существует три различных подхода к принятию решений о моральном поведении
: этический эгоизм,
утилитаризм и альтруизм (Northouse, 2013). В то время как
этический эгоизм утверждает, что люди должны преследовать
только свое собственное благополучие (Rachels, 2003), в соответствии с
утилитаризмом, утверждается, что следует попытаться
создать величайшее благо для наибольшего числа
человек ( Джонсон, 2018).В противоположность этическому эгоизму
при альтруизме утверждается, что наше поведение должно быть направлено на помощь другим людям, независимо от личных затрат
(Johnson, 2018; Northouse, 2013).
В то время как телеологические теории фокусируются на том, какие действия
приведут к каким результатам, деонтологические теории рассматривают
, является ли само действие хорошим.