Воспоминания чернобыль: Чернобыль в воспоминаниях очевидцев — Такие Дела

Поэтому в первые дни после аварии люди, уже находящиеся в зоне поражения, еще не знали об опасности.

Из рассказа очевидца: «26 апреля в Припяти был день как день. Я проснулся рано: на полу теплые солнечные зайчики, в окнах синее небо. На душе хорошо! Вышел на балкон покурить. На улице уже полно ребят, малыши играют в песке, старшие гоняют на велосипедах. К обеду настроение стало и вовсе веселым. И воздух стал ощущаться острее. Металл — не металл в воздухе… что-то кисленькое, как будто батарейку от будильника за щекой держишь».

Из рассказа очевидца: «Группа соседских мальчишек поехала на велосипедах на мост, откуда хорошо был виден аварийный блок: хотели посмотреть, что там горит на станции. У всех этих ребятишек потом была тяжелая лучевая болезнь».

Первое краткое официальное сообщение о ЧП было передано 28 апреля. Как потом объяснял Михаил Горбачёв, праздничные первомайские демонстрации в Киеве и других городах решили не отменять из-за того, что руководство страны не обладало «полной картиной случившегося» и опасалось паники. Люди с шариками и гвоздиками гуляли под радиоактивным дождем. Только 14 мая страна узнала об истинных масштабах катастрофы.

Гибель первых пожарных

О серьезности ЧП на четвертом энергоблоке не знали и пожарные, которые первыми прибыли на вызов. Они понятия не имели, что дым, поднимающийся над горящим реактором, чрезвычайно опасен.

Они шли на смерть, не понимая этого. Мощность излучения от обломков из активной зоны была около 1000 рентген в час при смертельной дозе в 50. Плохо пожарным стало почти сразу, но они списывали это на дым и высокую температуру, о радиации никто не думал. Но потом они стали терять сознание.

Когда в медсанчасть Припяти доставили первую группу пострадавших, у них был очень сильный «ядерный загар», отеки и ожоги, рвота, слабость. Почти все первые ликвидаторы погибли. Хоронить героев пришлось в запаянных гробах под бетонными плитами — настолько радиоактивны были их тела.

Заглянуть в жерло реактора

Сразу после взрыва работники АЭС еще не понимали, что именно произошло. Необходимо было найти место ЧП и оценить разрушения. В реакторный зал отправили двух инженеров. Не подозревая об опасности, они подошли к месту взрыва и увидели, как из жерла разрушенного реактора бьет красный и голубой огонь. На людях не было ни респираторов, ни защитной одежды, но они бы и не помогли — излучение достигало 30 тысяч рентген в час. От него жгло веки, горло, перехватывало дыхание.

Через несколько минут они вернулись в зал управления, но были уже загорелые, словно месяц жарились на пляже. Оба вскоре умерли в больнице. Но их рассказу о том, что реактора больше нет, сначала не поверили. И лишь потом стало ясно, что реактор бесполезно охлаждать — надо тушить то, что от него осталось.

Убрать графит за 40 секунд

Когда взорвался четвертый энергоблок, куски ядерного топлива и графита из реактора разбросало по округе. Часть упала на крышу машинного зала, на третий энергоблок. У этих обломков был запредельный уровень радиации. В некоторых местах можно было работать не более 40 секунд — иначе смерть. Техника не выдерживала такого излучения и выходила из строя. А люди, сменяя друг друга, лопатами счищали с крыши графит.

Из рассказа очевидца: «Нам открылся вид на 4-й энергоблок сверху. Зрелище было невероятное! Поймите, энергоблок парил! Это выглядело так, будто весь воздух над ним дрожал. И запах такой был… Как озоном пахло. Как будто в медкабинете после кварцевания. Это необъяснимо».

Трое героев спасли мир ценой жизни

Через несколько дней после взрыва выяснилось, что активная зона разрушенного реактора все еще плавится и медленно прожигает бетонную плиту. А под ней находится огромный резервуар с водой. Если бы поток расплавленного металла соприкоснулся с ней, произошел бы гигантский радиоактивный взрыв — в воздух должны были попасть десятки тонн ядерного топлива. Последствия трудно вообразить, но специалисты считают, что заражена была бы большая часть Европы, вымерли бы целые города.

Любой ценой нужно было добраться до запорных клапанов и открыть их. Вызвались три водолаза: Алексей Ананенко, Валерий Беспалов и Борис Баранов. Они знали, что это будет стоить им жизни, но все равно отправились к реактору — по колено в радиоактивной воде — и осушили бассейн. Все, о чем они попросили перед тем как уйти на смерть, — это позаботиться о семьях после их гибели.

Ни один из героев после своей миссии не выжил. Хоронили их в плотно запаянных цинковых гробах.

«Ангелы Чернобыля»

Одна из самых сложных миссий на ЧАЭС досталась летчикам. Они должны были потушить раскаленные графитовые стержни внутри реактора. Вертолеты совершили сотни полетов над активной зоной и сбросили тысячи мешков свинца, песка, глины, доломита и бора. Летчики зависали над реактором на высоте всего 200 метров. А снизу бил жар и поднимался конус радиоактивного дыма.

При этом ни у вертолетов, ни у людей внутри не было должной защиты и приспособлений для сброса груза. Защищались как могли — в салоне выстилали свинцом пол, оборачивали им сиденья. Многих летчиков рвало уже после двух-трех вылетов, мучил кашель, а во рту чувствовался вкус ржавого железа.

Из рассказа очевидца: «У многих кожа приобретала нездоровый загар — это были первые признаки лучевой болезни. Про себя могу сказать одно: я ничего не ощущал, только очень большую усталость. Мне все время хотелось спать».

Из рассказа очевидца: «Я все время подчеркиваю, что это не было приказом. Но и добровольным решением это назвать сложно. В Чернигове нас построили и рассказали, что произошла авария на Чернобыльской АЭС, что ветер идет на Киев, а там — старики и дети. И предложили тем, кто не желает участвовать в спасательной операции, выйти из строя. Для боевых офицеров это запрещенный прием. Конечно, никто не вышел».

Летчиков, которые гасили реактор, прозвали «ангелами Чернобыля». Им удалось подавить главный очаг радиационного заражения. После ликвидация пожара в реакторе уже можно было приступить к работам на земле.

Кладбище фонящей техники

В Чернобыль везли много техники — она очень быстро набирала радиацию и выходила из строя. Работать на такой было нельзя. Брошенные машины собирали в специальных отстойниках. Некоторые образцы «светились» на запредельном уровне — например, немецкий радиоуправляемый кран, которым собирали с реактора «фильтры-промокашки». И те самые вертолеты, что зависали над аварийным реактором, поглощая смертельные дозы радиации. А также облученные автобусы, грузовики, пожарные машины, скорые, БТРы, экскаваторы — их оставили ржаветь на кладбищах мертвой техники.

Неизвестно, что собирались с ней сделать позже, но до машин добрались мародеры. Они растащили сначала двигатели, а затем фурнитуру и корпуса. Запчасти продавали потом на авторынках. Многое ушло на металлолом. Эти свалки поражали своими размерами, но со временем почти вся фонящая техника «испарилась» — смертоносное излучение никого не остановило.

Рыжий лес

Одно из самых загадочных и страшных мест зоны — Рыжий лес. Когда-то он был обычным сосновым, разделял атомную станцию и город Припять. По нему ходили туристы, местные жители собирали грибы и ягоды. В ночь аварии этот лес первым принял на себя радиоактивный удар — его накрыло облако из разрушенного реактора. Ветер дул в сторону Припяти, и если бы не этот живой заслон, город получил бы страшную дозу облучения.

Десятки гектаров леса как губка вобрали в себя радиоактивную пыль: у сосен более плотная крона, чем у лиственных деревьев, и они сработали как фильтр. Уровень радиации был просто чудовищным — 5000–10000 рад. От такого смертоносного излучения хвоя и ветки приобрели ржаво-рыжий оттенок. Так лес и получил свое прозвище. Ходили слухи, что по ночам радиоактивные деревья Рыжего леса светились, но достоверных сведений на этот счет нет.

Из рассказа очевидца: «У меня кроссовки были „Адидас“, в Твери сделанные. Я в них в футбол играл. Так я в этих тапочках через „рыжий лес“ ходил в промзону станции, чтобы сократить путь. После Чернобыля еще год в них мяч гонял, а потом академик знакомый попросил кроссовки померить на предмет радиации. И не вернул… Их забетонировали».

Рыжий лес решено было уничтожить — он был слишком опасен. Ведь мертвые сухие деревья могли вспыхнуть в любой момент — и радиация снова оказалась бы в воздухе. Деревья спилили и захоронили в грунте. Позже на этом месте высадили новые сосны, но прижились не все — уровень радиации здесь все еще слишком высок.

Находиться на этой территории запрещено — опасно для жизни.

Чернобыль. Несколько историй от тех, кто там был

В те годы мы жили в военном городке маленького поселка Сарата Одесской области. До Чернобыля далеко. Но всё-таки страшно. Потом из нашей части в ту сторону потянулись машины с ликвидаторами. Ещё одно тяжелое слово, значение которого я узнала много позже.

Из наших соседей, которые голыми руками закрывали мир от смертельного атома, сегодня в живых остались единицы.

В 2006 году этих людей было больше. За неделю до своего дня рождения я получила задание – поговорить с оставшимися ликвидаторами и собрать самые интересные эпизоды. К тому времени я уже работала журналистом и жила в Ростове – на — Дону.

И вот я нашла своих героев — начальника противошокового отделения Северокавказского полка гражданской обороны Олега Попова, Героя России капитана II ранга Анатолия Бессонова и санитарного врача Виктора Зубова. Это были абсолютно разные люди, которых объединяло только одно – Чернобыль.

Я не уверена, что сегодня все они живы. Все-таки одиннадцать лет прошло. Но у меня сохранились записи наших бесед. И истории, от которых до сих пор холодеет кровь.

История первая. Аномальное лето.

13 мая 1986 года у Олега Викторовича Попова, начальника противошокового отделения Северокавказского полка гражданской обороны был день рождения. Родные поздравляли, друзья звонили, пришел даже посыльный. Правда, вместо подарка принес повестку – завтра утром нужно было прийти в военкомат.

— Мы тихо отпраздновали, а на следующий день я пошел по повестке. Даже не подозревал, куда меня вызывают, поэтому надел легкую рубашку, взял денег, чтобы молока домой купить. Но молока мои так и не дождались. Вернулся я только в конце лета, — рассказывал мне Олег Попов.

Чернобыль запомнился ему аномальной температурой. Днем уже в мае было под сорок, ночью – так холодно, что зуб на зуб не попадал. В качестве защиты ликвидаторам выдали брезентовые костюмы. Тяжёлые и не пропускающие воздух. Многие не выдерживали – падали от тепловых ударов. Но надо было «убирать радиацию», поэтому костюмы снимали и ликвидировали, как умели – голыми руками.

Люди начали болеть. Главный диагноз – пневмония.

— Тогда у меня случилось ещё одно потрясение. Нам доставили ящики с красными крестами – медикаменты. Мы их открыли, а там – не передать словами – то, что пролежало на складах не один десяток лет. Бинты от времени распадались на нити, таблетки – желтые, срок годности на упаковке еле проглядывается. В тех же коробках лежали гинекологические приборы, приборы для измерения роста. И это все ликвидаторам. Что делать? Как лечить людей? Единственное спасение – госпиталь, — вспоминал Олег Викторович.

Борьба шла и днем и ночью. И не только с реактором, но и с системой, и с самими собой.

На сайте «Чернобылец Дона» о Попове есть такая справка:

«В 30-километровой зоне работал по специальности, приходилось лечить и ставить на ноги в основном солдат и офицеров своего полка. Работы было много, и Олег Викторович фактически был главным ответственным за здоровье личного состава полка. Ведь призывали солдат и офицеров в спешке, зачастую без медицинского освидетельствования. Попов О.В. вспоминает, что были случаи призыва на сборы с язвенной болезнью, другими заболеваниями. Кого-то даже приходилось отправлять в больницу или госпиталь. Ну и, конечно, удавалось оказывать солдатам и офицерам психологическую помощь, ведь понятно, что штатного психолога в части не было. Его труд в полку ценился, и с той поры он сохранил самые теплые воспоминания о соратниках, о командире полка Клейменове Н.И. и офицерах части.

Только в мае 1986 года и только из Ростовской области в Чернобыль приехали около тридцати тысяч ликвидаторов. Многие возвращались грузом 200. Многие везли отравляющий заряд в своей крови.

Олег Попов привез на Дон лейкемию. Приехал с анализами, с которыми его бы не приняли даже в онкологическом центре – 2.800 антител в крови.

— Но я не планировал сдаваться. Решил жить. И жил – занимался шахматами, английским, меня затянула фотография, стал путешествовать, писал стихи, конструировал сайты. И, конечно, помогал своим – таким же парням, как я, которых послали в это пекло, — рассказывал он.

Я набрала имя Олега Викторовича Попова в Интернете. И с радостью обнаружила, что он так же живет в Ростове, ведет свой сайт, его фотоискусство оценивают высокими наградами, а у его литературного творчества немало почитателей. В этом году, если верить сайту правительства области, ликвидатору вручили очередную награду. А в 2006 начальнику противошокового отделения Северокавказского полка гражданской обороны Олегу Попову вручили орден Мужества.
Тогда он мне говорил, что думает, что не стоит этой высокой награды.

— Настоящие герои – это те парни, которые были на реакторе, возводили саркофаг голыми руками, делали, так сказать, дезактивацию. Это была преступная глупость, которая унесла тысячи жизней. Но кто тогда об этом думал? Кто знал, что закопать, обезвредить, похоронить радиоактивные вещества, перекопав стадионы, отмыв крыши и окна домов, невозможно?! В тот момент ничего другого не было…

История вторая. Сладкие дороги смерти.

Воспоминания санитарного врача Виктора Зубова немного другие. Когда только объявили о сборе на ликвидацию аварии, он пошутил, что поедут они против танков с саблями воевать. Оказалось, что не ошибся. По сути так и было.
Утром 21 июня санитарные врачи Ростовской области выехали в Припять.

— Вначале мы, если честно, не понимали всего масштаба трагедии. Подъехали к Припяти, а там – красота! Зелень, птицы поют, в лесах грибов видимо — не видимо. Хатки такие аккуратненькие, чистые! И если бы не думать о том, что каждое растение напитано смертью, то – рай! – вспоминал Виктор Зубов. – Но в лагере, куда мы приехали, я впервые почувствовал страх – мне рассказали, что врач, на чье место меня и прислали, покончил жизнь самоубийством. Нервы сдали. Не выдержал напряжения.

Из ярких воспоминаний Зубова – сладкие дороги. Обычные дороги, которые поливали сахарным сиропом, чтобы под сладкой корочкой сковать смертельную пыль. Но все было зря. После первой же машины сахарный ледок лопался и яд летел в лицо ликвидаторам, которые ехали следом.

— Еще мы не до конца понимали, что будем делать. А на месте выяснилось, что больных у нас немного. И все семьдесят врачей приехали для дезактивации, — объяснял он. – Из защитных средств были фартук и респиратор. Работали лопатами. Вечером – баня. Что делали? Мыли окна домов, помогали на АЭС. Спали в резиновых палатках, ели местную еду. К тому времени мы уже все понимали. Но выбора не было, надеялись на лучшее.

В Чернобыле Виктор Зубов пробыл шесть месяцев. Дома врач понял, что теперь он, молодой мужчина, стал постоянным клиентом поликлиники и обладателем букета болезней. Диагнозы перечислять устанешь.

На момент нашего интервью (напомню, было это 11 лет назад) Виктор жил на лекарствах. Но держался молодцом — играл на баяне «битлов», гулял с внуками, что-то мастерил по дому. Старался жить, так, чтобы не было мучительно больно.

Продолжение следует

Пустые улицы, радиоактивная пыль и прокажённые. Чернобыль: воспоминания ликвидатора

Работавшие у стен разрушенного реактора люди — о радиоактивной пыли, прокажённых и всеобщей безалаберности.

Фото © ТАСС / Валерий Зуфаров

title

«На Чернобыльской атомной электростанции произошла авария. Повреждён один из атомных реакторов. Принимаются меры по ликвидации последствий аварии. Пострадавшим оказывается помощь. Создана правительственная комиссия»

Сообщение ТАСС 28 апреля 1986 года в 21:00. Первая официальная информация о катастрофе в советских СМИ. С момента аварии прошло без малого трое суток

Фото © ТАСС

title

В ночь на 26 апреля 1986 года на четвёртом энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции произошли взрывы и мощный пожар.

Общий объём выбросов радиоактивных веществ в окружающую среду оценивают в 380 млн кюри.

Облучение распространилось на 200 тысяч квадратных километров, сильнее всего пострадали Украина, Белоруссия и Россия.

Облако радионуклидов цезия, йода и других радиоактивных материалов охватило большую часть Европы.

Повышенный уровень радиации зафиксировали в том числе в Норвегии, Швеции и Финляндии.

В нескольких регионах выпали радиоактивные осадки.

Эта катастрофа была крупнейшей в истории атомной энергетики.

Сколько людей погибли в результате катастрофы, доподлинно не известно

«У некоторых на лице кости было видно»

Александр Николаевич Шабуткин

Участник ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС, работал в эпицентре аварии с 6 ноября 1986 года по 15 января 1987 года

Фото © ТАСС / AP Photo / Volodymyr Repik

«Мне было уже 30 лет, я по военной специальности химик-разведчик, я это изучал, я знал. А многие другие были призваны со всей страны, и всем казалось, что всё нормально, птички летают, всё хорошо».

«Афганцы — это был особый случай, они же считали себя героями, они приехали с одного трагического дела сюда. Они не понимали — вроде здесь всё нормально, здесь кормят, поют, войны нет. Ну, через несколько дней они становились такой, знаете, тёмной массой. Уже поникшие, уже не разговаривали, уже стали как все. Первое время они там «да я коммунист», а через несколько дней они были такими, как все. Некоторые не мылись, некоторые вообще себя вели как дома».

Фото © ТАСС

title

На место аварии направили более 340 тысяч военнослужащих из более 210 воинских частей и подразделений. Почти половина из них служили в Чернобыле с апреля по декабрь 1986 года

«А у меня как каждая минута выпадала — я бежал помыться. Между третьим и четвёртым блоком у нас была в восемь этажей баня, на первых этажах была прачечная, а уже пятый, шестой — там мылись рядовые, седьмой, восьмой — уже офицеры и высшие там дальше. Я работал непосредственно у стены, где саркофаг сам, там же вот секунда — даже ты, может, ещё не подъехал, а тебе уже показывают: «Беги, уезжай». Всё. Ты получил свою дозу. И я старался чаще мыться».

Фото © ТАСС / Валерий Зуфаров, Владимир Репик

«Когда ты выходишь из душа — тебе уже то не выдают, в чём ты пришёл. Полностью тебя обеспечивают. А некоторые не ходили мыться неделями. А радиация-то накопилась. Радиация не прощает этих ошибок. Пойдёт такое, что ох. У некоторых на лице кости было видно. Это безалаберность. Во-первых, там никому ничего не объясняли, в четыре утра встал — на станцию, приехал — упал, опять проснулся. В общем, на пределе человеческих возможностей».

«Народу, конечно, загубили много»

«Во-первых, участвовала, считай, вся страна. Сколько прошло через Чернобыль, никто не знает. Там миллионы. У нас ротация войск была, у нас бригада 26-я, каждый день менялись. Вы представляете, какая была ротация — 4,5 тысячи в бригаде. А сколько было сборных, а сколько было полков, и это всё надо было менять, это был ужас».

«Народу, конечно, загубили много. Особенно молодых. Я был с солдатиками, с одним сейчас, с Луховиц, общаюсь, он плох очень, а был парень-красавец, высокий. У него голова, он забывает, куда идёт. Меня уж председатель спрашивает: «Саш, что с ним делать?» Жалко, жалко молодых ребят, мы-то уже что, ехали — думали, а эти же пацанами были. Многие ушли уже, у меня с Егорьевска, там со всех городов я дружил, ушли уже давно, давно, давно. Только о них память осталась. Вспоминаю, смотрю фотографии, фильмы какие-то с ними были, на Митинском кладбище встречались, сейчас уже там я почти никого уже и не вижу».

Фото © ТАСС / Валерий Зуфаров

title

По официальным данным, в ликвидации последствий аварии участвовало более 600 тысяч человек.

Основную часть работ выполнили в 1986–1987 годах

«Правду же никогда не скажут»

«Насчёт того, что там пили, — пили! Да, и у нас, бывало, выпивали. Была у нас там рядом 25-я украинская бригада, были ремонтные базы, а что им не пить? Они там и пили. Потому что такой командир. Всё зависит от того, в каком ты находишься подразделении. А нам какое пить, когда тут уехал в четыре, приехал — упал, до подушки если дошёл, и всё. Утром вставать опять в четыре, банку консервную на четверых, перекусили, чай попили и вперёд. На станцию. Там не было сказок. Там была война».

Фото © ТАСС / Валерий Зуфаров

«Правду же никогда не скажут. Нам тогда не разрешили фотоаппараты иметь. А сейчас говорят: мы не знаем. Да вы дали бы нам эти фотоаппараты, и мы бы сняли такие снимки! А теперь можно сочинять что хочешь».

«Мы льгот не просили»

Фото © ТАСС / Валерий Зуфаров

«У меня вот сейчас двое, которые последние остались, у меня же их вообще и милиция забирала, ужас творился. Могли в любое время посадить. Невозможно было добиться, чтобы признали, что он ликвидатор, что он инвалид, что у него дозы. Говорили, что «ты льгот хочешь». А мы их не просили, эти льготы, нам государство дало, а потом взяли и отняли. Сейчас-то какие льготы? Всё. У всех отняли всё. Я же, когда в Кремле был, говорил Медведеву. Я сказал: «Мы-то уж всё. А вдовы, помогите им, детям вдов». Ну и что? Ну, добавили на похороны четыре тысячи. И всё».

«Самое главное то, что победа была. Две войны. Как Берлин брали, так и Чернобыль. Работали круглосуточно. Ребята молодцы. Сколько жизней отдали. За несколько месяцев накрыть такое. Ни один народ этого больше не сделает. И даже сейчас, наверное, этого бы не сделали. Если сейчас что-то случится, сейчас уже совсем другая молодёжь, другой народ. Мы не учимся на ошибках».

«На улице — только бегом»

Лев Леонидович Бочаров

Участник ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС, работал в эпицентре аварии с 16 сентября по 2 декабря 1986 года. Руководитель строительства «Укрытия» — первого саркофага над четвёртым реактором

«У нас были бытовые помещения, мы были в ХЖТО — хранилище жидких и твёрдых отходов. В бункере, который рядом с четвёртым блоком, у нас были бытовые помещения, оттуда шло руководство всеми кранами, бетононасосами по рации и по телевидению. То есть мы сидели за бетонными стенами и через телевизионные камеры управляли механизмами над самим саркофагом, потому что человек туда подойти просто не мог. Десять тысяч рентген и больше, там ни секунды нельзя было быть. Мы всё делали дистанционно».

«А на улице — только бегом, только бегом. Не так, как в фильмах американских, «Чернобыль» там, на улице сидят, стол поставили — такого не может быть. Во-первых, людей не увидишь. Вот как сейчас из-за коронавируса пустые улицы, то же самое — пустые улицы, люди все только по помещениям, в помещении ни одной форточки не открыто, всё закрыто. И каждый день происходит мокрая уборка. В тех помещениях, где находятся люди, полы покрыты пластиком, и этот пластик заведён на стену на десять сантиметров, то есть можно водой всё это дело смочить, потом убрать. Потому что пыль всё время радиоактивная была не только на улице».

«Рабочий день иногда бывал минуту. Или две минуты. Вот говорят — «он чернобылец», а он за 20 дней проработал там 20 минут. Его привезли, он выполнил какую-то работу за минуту, потому что там 60 рентген, он схватил один рентген, пришёл в бытовку — всё, он уже больше работать не может сегодня. И он сидит все шесть часов и ждёт, пока придёт автобус, сначала грязный (облучённый. — Прим. Лайфа), который довезёт до Чернобыля, переодевается, садится в чистый автобус, и его везут в чистую зону».

«Там везде, куда бы ты на улицу ни вышел, радиация, поэтому там вот этот «лепесток» носили постоянно, в день меняли раз восемь. А одежда — новую одежду я утром надевал, этикетки отрывал. В обед ко мне приходил мой заместитель по радиационной безопасности, он проверял и говорил: «Принесите главному инженеру новую одежду», и мне приносили опять новую одежду, и вечером я опять менял. А иногда хватало на день, на два».

Фото © ТАСС / Валерий Зуфаров

«В шахте четвёртого реактора ничего нет»

«Когда мы строили саркофаг, то в Госстрое СССР вообще не знали, в какой разряд это здание отнести, чтобы применить к нему какие-то нормы, временные или ещё что-то такое. И посчитали тогда, что достаточно 30 лет, чтобы за это время принять решение о том, каким способом или от этого избавиться, чтобы была зелёная лужайка, или же сделать такое сооружение, которое бы на многие десятилетия, на столетия обеспечило работу всей оставшейся электростанции, то есть первому, второму и третьему блоку. То есть гарантия нашего саркофага была 30 лет. Мы сами знаем, что это и 50 простоит, и больше».

Фото © ТАСС / Леонид Свердлов

title

Строительство «Укрытия» (саркофага) началось в конце мая 1986 года. Работы шли круглосуточно. К ноябрю 1986 года разрушенный реактор накрыли бетонным саркофагом 50-метровой высоты. После этого выбросы радиации в основном прекратились

«После того как пошла петрушка с разделением страны, уничтожением Советского Союза, Украина стала своим отдельным государством, вся тяжесть решения этого вопроса перешла на Украину. А до этого, наверное, году в 90-м или 91-м, был конкурс на «Укрытие-2″. И там участвовало несколько стран: Франция, Америка, в том числе и мы участвовали. Мы заняли третье место. Первое и второе заняли Америка и Франция».

«Мы предложили очень простой вариант, его можно было сделать за два-три года. И мы даже предложили уже потом, когда поменялся их президент, исполнить это за два-три года, и всего на это нужно было, по-моему, два миллиарда долларов. Они отказались, у меня есть эти письма. Кучма, его службы написали, что они в наших услугах не нуждаются, тем более что мы заняли третье место».

«Американцы тогда вложили какой смысл: они делают над саркофагом ещё купол. Получается, что закрывают всё это дело куполом и под этим куполом разбирают все конструкции и куда-то отвозят все эти грязные, заражённые радиацией конструкции. А главной задачей, для чего они это делают, было вытащить уран, то есть топливо, которое якобы осталось — 190 тонн урана — в этом саркофаге. В шахте».

Фото © ТАСС / Валерий Зуфаров

title

По официальной версии, внутри четвёртого энергоблока остаётся от 150 до 190 тонн радиоактивного урана и других опасных веществ, общая радиоактивность которых оценивается в два миллиона кюри

«Построили, чтобы качать деньги»

«На самом деле в шахте ничего не осталось, шахта пустая. В помещениях, где было выброшено топливо, это топливо практически связано бетоном, который мы подавали туда. Этот бетон, когда мы его лили в каскадную стенку — первую, вторую, третью, четвёртую каскадную, уходил в само здание. И где были открыты двери, ещё чего-то, этот бетон пошёл в эти помещения, туда, где было взрывом выкинуто топливо, остатки топлива. И получилось — как в булке изюм, так в нашем бетоне зафиксировались, так сказать, очаги этого топлива».

«То есть это топливо не может сконцентрироваться где-то в одном помещении более шести-восьми тонн, чтобы произошла цепная реакция. То есть повторный взрыв или ещё что-то. Наши учёные это дело доказали. Практически всё топливо вылетело, а в несвязанном состоянии там его нет».

«Но Украина, чтобы получать деньги от этой международной организации — МАГАТЭ — на осуществление этого второго укрытия в долларах, склонила учёных, чтобы те как будто бы подтвердили, что да, 190 тонн урана находится именно там, в этом блоке. В саркофаге. В действительности его там нет, оно всё улетело. А какое есть, оно находится в связанном состоянии. И достать его практически невозможно. Украина выполняла это второе «Укрытие» только для того, чтобы качать деньги и рассовывать по карманам. Само «Укрытие» много денег не получило, всё в Киеве практически осталось».

Фото © TACC / Zuma

title

«Укрытие-2», или New Safe Confinement («Новая защитная оболочка»), начали строить в 2007 году и сдали в эксплуатацию в 2019 году. Для создания конструкции использовали более 35 тысяч тонн стали. Стоимость реализации проекта оценивают в 1,5 миллиарда евро

«Они должны были накатить эти арки, сделать это «Укрытие», затем нужно было разработать специальные механизмы, оборудование какое-то придумать, чтобы разбирать под этим колпаком, чтобы пыль не разносилась по территории станции и дальше не заражать водные источники, Припять и прочее. После того как разберут всё, достанут уран — 190 тонн, которого там нет. Те остатки, которые будут, они должны складировать в контейнеры, найти грязное место и куда-то все эти контейнеры спрятать».

Фото © EPA / SERGEY DOLZHENKO

«Когда был Советский Союз, мы могли найти место, куда можно было бы отвезти эти отходы, даже если бы был принят этот вариант. Но на Украине-то грязное место — это только Чернобыль. То есть трогать там нечего. Всё, что они задумали, — глупость. И Велихов (Евгений Павлович Велихов, советский и российский физик, академик РАН, участник ликвидации последствий катастрофы на ЧАЭС. — Прим. Лайфа) пишет, что разборку урана мы можем начинать только через 50 лет. От него уже даже праха не останется, от Велихова».

«То есть это афера просто. Потому что наш саркофаг точно так же закрывает, как и вот это. Нет там топлива! Это как искать в тёмной комнате чёрную кошку, которой там нет».

«Не дай бог такое дело — всё повторится»

Фото © ТАСС / Виктор Драчев

«Когда всё это произошло и учёные прикидывали, как будет вести себя природа, мы не думали, что природа настолько эффективно работает. Те люди, которые не должны были там жить, остались, они до сих пор живут. Из тех, которые уехали, многие погибли не в пожилом возрасте, а где-то за полтинник, не доходя до 60 лет. Те, кто там остался, там же остались и могилы родных, и весь уклад жизни. А те, кто уехал, как прокажённые были. Где бы они ни были, от них все шарахались, когда их, наоборот, нужно было, так сказать, обогреть своим теплом, вниманием».

«А на новое место ты приехал, что на тебе было, то ты взял с собой. Жизнь начиналась у населения заново. То, что у них осталось, они это привезти не могли, потому что оно уже заражённое. Многие как-то прорывались, и, когда им разрешали что-то взять, они везли не те вещи, которые можно было провезти. Там же были установлены специальные пункты, через которые ты провозишь, где дозиметристы проверяют радиацию. Вот они везли дублёнки, а дублёнка — в ней сколько пыли этой радиоактивной. То есть нужно было везти с собой то, что можно было помыть, отмыть, что-то гладкое. А они — самое дорогое: ковры, а ковры тоже выбрасывали. Сапоги на меху выбрасывали».

Фото © ТАСС / Валерий Соловьев

Из Припяти эвакуировали почти 50 тысяч человек

В мае 1986 года свои дома покинули 116 тысяч человек, живших в пределах 30-километровой зоны вокруг ЧАЭС

«Сейчас население не в курсе этого, не дай бог такое дело — всё повторится. Хотя мы всё писали, на будущее, что нужно делать, как переоборудовать больницы и так далее. «Лепесток» ты снял, его нужно не просто выбросить — его нужно захоронить. То есть специальные были пакеты, которые потом захоранивали в могильник. Одежду снимаешь полностью: и нижнее бельё, и всё снимаешь — отдаёшь, тебе дают совершенно чистую одежду, прежде чем её надеть, нужно мыться».

Фото © ТАСС / Валерий Зуфаров

«У обуви нормы чуть побольше, то есть обувь там 2500 бета-распадов, одежда 1500 распадов. Значит, если у тебя ботинки заражённые, если ты ходил по такой грязи, ты должен снять и надевать новые. И это всё захоранивается. Теперь вот ты пришёл мыться, там полотенец не было, были белые чистые простыни с этикеткой».

«К этому нужно быть готовыми. Привезли когда первых пожарников в Москву (пожарных. — Прим. Лайфа), привезли в шестую больницу, она была нашей отрасли атомной, обслуживало нас третье медицинское атомное управление. Если ты обмываешь облучённого человека, ты его должен мыть в душе с отдельной канализацией».

«Это не общая должна быть канализация, а отдельная. И она должна выходить в хранилище и потом должна захораниваться: остекловывается это всё, выпаривается вода, а все радиоактивные части прячутся в контейнере, контейнер отвозится в могильник. Вот этого ничего нет ни в одной больнице. Потом одежду снял грязную, она вся фонит, её нужно в могильник. А в какой больнице есть могильники? И куда ты денешь это всё дело?»

Фото © ТАСС / Владимир Репик, В. Соловьев

title

Работники пожарной охраны одними из первых приняли участие в ликвидации последствий аварии.

Утром 26 апреля в эпицентре катастрофы было 240 сотрудников Киевского областного управления пожарной охраны

«В мире эту аварию мог ликвидировать только Советский Союз»

Фото © ТАСС / Леонид Свердлов

«Мы — Минсредмаш — к этому были готовы, мы профессионалы. А нас только подключило правительство и Политбюро 5 июня — вышло постановление о том, что нас сделали генподрядчиком, генпроектировщиком. Авария произошла 26 апреля. То есть больше месяца прошло. А устные поручения Политбюро были 15 мая, то есть уже полмесяца прошло».

«>

На фото (второй слева) — министр среднего машиностроения СССР с 1957 по 1986 год Е.П. Славский. Фото © Издательский дом «Личности»

title

Министерство среднего машиностроения СССР — центральный орган госуправления СССР, управлявший атомной промышленностью, а также разработкой и производством ядерных боезарядов.

Основано в 1953 году, упразднено в 1989 году

«Они хотели сами делать, то есть Министерство строительства электростанций, они всех людей сожгли, потому что не знали, как там себя вести. И потом вынуждены были поручить Минсредмашу. В мире эту аварию мог ликвидировать только Советский Союз. И в СССР это мог только Минсредмаш. Никто другой».

Пустые улицы, радиоактивная пыль и прокажённые. Чернобыль: воспоминания ликвидатора

Работавшие у стен разрушенного реактора люди — о радиоактивной пыли, прокажённых и всеобщей безалаберности.

Фото © ТАСС / Валерий Зуфаров

title

«На Чернобыльской атомной электростанции произошла авария. Повреждён один из атомных реакторов. Принимаются меры по ликвидации последствий аварии. Пострадавшим оказывается помощь. Создана правительственная комиссия»

Сообщение ТАСС 28 апреля 1986 года в 21:00. Первая официальная информация о катастрофе в советских СМИ. С момента аварии прошло без малого трое суток

Фото © ТАСС

title

В ночь на 26 апреля 1986 года на четвёртом энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции произошли взрывы и мощный пожар.

Общий объём выбросов радиоактивных веществ в окружающую среду оценивают в 380 млн кюри.

Облучение распространилось на 200 тысяч квадратных километров, сильнее всего пострадали Украина, Белоруссия и Россия.

Облако радионуклидов цезия, йода и других радиоактивных материалов охватило большую часть Европы.

Повышенный уровень радиации зафиксировали в том числе в Норвегии, Швеции и Финляндии.

В нескольких регионах выпали радиоактивные осадки.

Эта катастрофа была крупнейшей в истории атомной энергетики.

Сколько людей погибли в результате катастрофы, доподлинно не известно

«У некоторых на лице кости было видно»

Александр Николаевич Шабуткин

Участник ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС, работал в эпицентре аварии с 6 ноября 1986 года по 15 января 1987 года

Фото © ТАСС / AP Photo / Volodymyr Repik

«Мне было уже 30 лет, я по военной специальности химик-разведчик, я это изучал, я знал. А многие другие были призваны со всей страны, и всем казалось, что всё нормально, птички летают, всё хорошо».

«Афганцы — это был особый случай, они же считали себя героями, они приехали с одного трагического дела сюда. Они не понимали — вроде здесь всё нормально, здесь кормят, поют, войны нет. Ну, через несколько дней они становились такой, знаете, тёмной массой. Уже поникшие, уже не разговаривали, уже стали как все. Первое время они там «да я коммунист», а через несколько дней они были такими, как все. Некоторые не мылись, некоторые вообще себя вели как дома».

Фото © ТАСС

title

На место аварии направили более 340 тысяч военнослужащих из более 210 воинских частей и подразделений. Почти половина из них служили в Чернобыле с апреля по декабрь 1986 года

«А у меня как каждая минута выпадала — я бежал помыться. Между третьим и четвёртым блоком у нас была в восемь этажей баня, на первых этажах была прачечная, а уже пятый, шестой — там мылись рядовые, седьмой, восьмой — уже офицеры и высшие там дальше. Я работал непосредственно у стены, где саркофаг сам, там же вот секунда — даже ты, может, ещё не подъехал, а тебе уже показывают: «Беги, уезжай». Всё. Ты получил свою дозу. И я старался чаще мыться».

Фото © ТАСС / Валерий Зуфаров, Владимир Репик

«Когда ты выходишь из душа — тебе уже то не выдают, в чём ты пришёл. Полностью тебя обеспечивают. А некоторые не ходили мыться неделями. А радиация-то накопилась. Радиация не прощает этих ошибок. Пойдёт такое, что ох. У некоторых на лице кости было видно. Это безалаберность. Во-первых, там никому ничего не объясняли, в четыре утра встал — на станцию, приехал — упал, опять проснулся. В общем, на пределе человеческих возможностей».

«Народу, конечно, загубили много»

«Во-первых, участвовала, считай, вся страна. Сколько прошло через Чернобыль, никто не знает. Там миллионы. У нас ротация войск была, у нас бригада 26-я, каждый день менялись. Вы представляете, какая была ротация — 4,5 тысячи в бригаде. А сколько было сборных, а сколько было полков, и это всё надо было менять, это был ужас».

«Народу, конечно, загубили много. Особенно молодых. Я был с солдатиками, с одним сейчас, с Луховиц, общаюсь, он плох очень, а был парень-красавец, высокий. У него голова, он забывает, куда идёт. Меня уж председатель спрашивает: «Саш, что с ним делать?» Жалко, жалко молодых ребят, мы-то уже что, ехали — думали, а эти же пацанами были. Многие ушли уже, у меня с Егорьевска, там со всех городов я дружил, ушли уже давно, давно, давно. Только о них память осталась. Вспоминаю, смотрю фотографии, фильмы какие-то с ними были, на Митинском кладбище встречались, сейчас уже там я почти никого уже и не вижу».

Фото © ТАСС / Валерий Зуфаров

title

По официальным данным, в ликвидации последствий аварии участвовало более 600 тысяч человек.

Основную часть работ выполнили в 1986–1987 годах

«Правду же никогда не скажут»

«Насчёт того, что там пили, — пили! Да, и у нас, бывало, выпивали. Была у нас там рядом 25-я украинская бригада, были ремонтные базы, а что им не пить? Они там и пили. Потому что такой командир. Всё зависит от того, в каком ты находишься подразделении. А нам какое пить, когда тут уехал в четыре, приехал — упал, до подушки если дошёл, и всё. Утром вставать опять в четыре, банку консервную на четверых, перекусили, чай попили и вперёд. На станцию. Там не было сказок. Там была война».

Фото © ТАСС / Валерий Зуфаров

«Правду же никогда не скажут. Нам тогда не разрешили фотоаппараты иметь. А сейчас говорят: мы не знаем. Да вы дали бы нам эти фотоаппараты, и мы бы сняли такие снимки! А теперь можно сочинять что хочешь».

«Мы льгот не просили»

Фото © ТАСС / Валерий Зуфаров

«У меня вот сейчас двое, которые последние остались, у меня же их вообще и милиция забирала, ужас творился. Могли в любое время посадить. Невозможно было добиться, чтобы признали, что он ликвидатор, что он инвалид, что у него дозы. Говорили, что «ты льгот хочешь». А мы их не просили, эти льготы, нам государство дало, а потом взяли и отняли. Сейчас-то какие льготы? Всё. У всех отняли всё. Я же, когда в Кремле был, говорил Медведеву. Я сказал: «Мы-то уж всё. А вдовы, помогите им, детям вдов». Ну и что? Ну, добавили на похороны четыре тысячи. И всё».

«Самое главное то, что победа была. Две войны. Как Берлин брали, так и Чернобыль. Работали круглосуточно. Ребята молодцы. Сколько жизней отдали. За несколько месяцев накрыть такое. Ни один народ этого больше не сделает. И даже сейчас, наверное, этого бы не сделали. Если сейчас что-то случится, сейчас уже совсем другая молодёжь, другой народ. Мы не учимся на ошибках».

«На улице — только бегом»

Лев Леонидович Бочаров

Участник ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС, работал в эпицентре аварии с 16 сентября по 2 декабря 1986 года. Руководитель строительства «Укрытия» — первого саркофага над четвёртым реактором

«У нас были бытовые помещения, мы были в ХЖТО — хранилище жидких и твёрдых отходов. В бункере, который рядом с четвёртым блоком, у нас были бытовые помещения, оттуда шло руководство всеми кранами, бетононасосами по рации и по телевидению. То есть мы сидели за бетонными стенами и через телевизионные камеры управляли механизмами над самим саркофагом, потому что человек туда подойти просто не мог. Десять тысяч рентген и больше, там ни секунды нельзя было быть. Мы всё делали дистанционно».

«А на улице — только бегом, только бегом. Не так, как в фильмах американских, «Чернобыль» там, на улице сидят, стол поставили — такого не может быть. Во-первых, людей не увидишь. Вот как сейчас из-за коронавируса пустые улицы, то же самое — пустые улицы, люди все только по помещениям, в помещении ни одной форточки не открыто, всё закрыто. И каждый день происходит мокрая уборка. В тех помещениях, где находятся люди, полы покрыты пластиком, и этот пластик заведён на стену на десять сантиметров, то есть можно водой всё это дело смочить, потом убрать. Потому что пыль всё время радиоактивная была не только на улице».

«Рабочий день иногда бывал минуту. Или две минуты. Вот говорят — «он чернобылец», а он за 20 дней проработал там 20 минут. Его привезли, он выполнил какую-то работу за минуту, потому что там 60 рентген, он схватил один рентген, пришёл в бытовку — всё, он уже больше работать не может сегодня. И он сидит все шесть часов и ждёт, пока придёт автобус, сначала грязный (облучённый. — Прим. Лайфа), который довезёт до Чернобыля, переодевается, садится в чистый автобус, и его везут в чистую зону».

«Там везде, куда бы ты на улицу ни вышел, радиация, поэтому там вот этот «лепесток» носили постоянно, в день меняли раз восемь. А одежда — новую одежду я утром надевал, этикетки отрывал. В обед ко мне приходил мой заместитель по радиационной безопасности, он проверял и говорил: «Принесите главному инженеру новую одежду», и мне приносили опять новую одежду, и вечером я опять менял. А иногда хватало на день, на два».

Фото © ТАСС / Валерий Зуфаров

«В шахте четвёртого реактора ничего нет»

«Когда мы строили саркофаг, то в Госстрое СССР вообще не знали, в какой разряд это здание отнести, чтобы применить к нему какие-то нормы, временные или ещё что-то такое. И посчитали тогда, что достаточно 30 лет, чтобы за это время принять решение о том, каким способом или от этого избавиться, чтобы была зелёная лужайка, или же сделать такое сооружение, которое бы на многие десятилетия, на столетия обеспечило работу всей оставшейся электростанции, то есть первому, второму и третьему блоку. То есть гарантия нашего саркофага была 30 лет. Мы сами знаем, что это и 50 простоит, и больше».

Фото © ТАСС / Леонид Свердлов

title

Строительство «Укрытия» (саркофага) началось в конце мая 1986 года. Работы шли круглосуточно. К ноябрю 1986 года разрушенный реактор накрыли бетонным саркофагом 50-метровой высоты. После этого выбросы радиации в основном прекратились

«После того как пошла петрушка с разделением страны, уничтожением Советского Союза, Украина стала своим отдельным государством, вся тяжесть решения этого вопроса перешла на Украину. А до этого, наверное, году в 90-м или 91-м, был конкурс на «Укрытие-2″. И там участвовало несколько стран: Франция, Америка, в том числе и мы участвовали. Мы заняли третье место. Первое и второе заняли Америка и Франция».

«Мы предложили очень простой вариант, его можно было сделать за два-три года. И мы даже предложили уже потом, когда поменялся их президент, исполнить это за два-три года, и всего на это нужно было, по-моему, два миллиарда долларов. Они отказались, у меня есть эти письма. Кучма, его службы написали, что они в наших услугах не нуждаются, тем более что мы заняли третье место».

«Американцы тогда вложили какой смысл: они делают над саркофагом ещё купол. Получается, что закрывают всё это дело куполом и под этим куполом разбирают все конструкции и куда-то отвозят все эти грязные, заражённые радиацией конструкции. А главной задачей, для чего они это делают, было вытащить уран, то есть топливо, которое якобы осталось — 190 тонн урана — в этом саркофаге. В шахте».

Фото © ТАСС / Валерий Зуфаров

title

По официальной версии, внутри четвёртого энергоблока остаётся от 150 до 190 тонн радиоактивного урана и других опасных веществ, общая радиоактивность которых оценивается в два миллиона кюри

«Построили, чтобы качать деньги»

«На самом деле в шахте ничего не осталось, шахта пустая. В помещениях, где было выброшено топливо, это топливо практически связано бетоном, который мы подавали туда. Этот бетон, когда мы его лили в каскадную стенку — первую, вторую, третью, четвёртую каскадную, уходил в само здание. И где были открыты двери, ещё чего-то, этот бетон пошёл в эти помещения, туда, где было взрывом выкинуто топливо, остатки топлива. И получилось — как в булке изюм, так в нашем бетоне зафиксировались, так сказать, очаги этого топлива».

«То есть это топливо не может сконцентрироваться где-то в одном помещении более шести-восьми тонн, чтобы произошла цепная реакция. То есть повторный взрыв или ещё что-то. Наши учёные это дело доказали. Практически всё топливо вылетело, а в несвязанном состоянии там его нет».

«Но Украина, чтобы получать деньги от этой международной организации — МАГАТЭ — на осуществление этого второго укрытия в долларах, склонила учёных, чтобы те как будто бы подтвердили, что да, 190 тонн урана находится именно там, в этом блоке. В саркофаге. В действительности его там нет, оно всё улетело. А какое есть, оно находится в связанном состоянии. И достать его практически невозможно. Украина выполняла это второе «Укрытие» только для того, чтобы качать деньги и рассовывать по карманам. Само «Укрытие» много денег не получило, всё в Киеве практически осталось».

Фото © TACC / Zuma

title

«Укрытие-2», или New Safe Confinement («Новая защитная оболочка»), начали строить в 2007 году и сдали в эксплуатацию в 2019 году. Для создания конструкции использовали более 35 тысяч тонн стали. Стоимость реализации проекта оценивают в 1,5 миллиарда евро

«Они должны были накатить эти арки, сделать это «Укрытие», затем нужно было разработать специальные механизмы, оборудование какое-то придумать, чтобы разбирать под этим колпаком, чтобы пыль не разносилась по территории станции и дальше не заражать водные источники, Припять и прочее. После того как разберут всё, достанут уран — 190 тонн, которого там нет. Те остатки, которые будут, они должны складировать в контейнеры, найти грязное место и куда-то все эти контейнеры спрятать».

Фото © EPA / SERGEY DOLZHENKO

«Когда был Советский Союз, мы могли найти место, куда можно было бы отвезти эти отходы, даже если бы был принят этот вариант. Но на Украине-то грязное место — это только Чернобыль. То есть трогать там нечего. Всё, что они задумали, — глупость. И Велихов (Евгений Павлович Велихов, советский и российский физик, академик РАН, участник ликвидации последствий катастрофы на ЧАЭС. — Прим. Лайфа) пишет, что разборку урана мы можем начинать только через 50 лет. От него уже даже праха не останется, от Велихова».

«То есть это афера просто. Потому что наш саркофаг точно так же закрывает, как и вот это. Нет там топлива! Это как искать в тёмной комнате чёрную кошку, которой там нет».

«Не дай бог такое дело — всё повторится»

Фото © ТАСС / Виктор Драчев

«Когда всё это произошло и учёные прикидывали, как будет вести себя природа, мы не думали, что природа настолько эффективно работает. Те люди, которые не должны были там жить, остались, они до сих пор живут. Из тех, которые уехали, многие погибли не в пожилом возрасте, а где-то за полтинник, не доходя до 60 лет. Те, кто там остался, там же остались и могилы родных, и весь уклад жизни. А те, кто уехал, как прокажённые были. Где бы они ни были, от них все шарахались, когда их, наоборот, нужно было, так сказать, обогреть своим теплом, вниманием».

«А на новое место ты приехал, что на тебе было, то ты взял с собой. Жизнь начиналась у населения заново. То, что у них осталось, они это привезти не могли, потому что оно уже заражённое. Многие как-то прорывались, и, когда им разрешали что-то взять, они везли не те вещи, которые можно было провезти. Там же были установлены специальные пункты, через которые ты провозишь, где дозиметристы проверяют радиацию. Вот они везли дублёнки, а дублёнка — в ней сколько пыли этой радиоактивной. То есть нужно было везти с собой то, что можно было помыть, отмыть, что-то гладкое. А они — самое дорогое: ковры, а ковры тоже выбрасывали. Сапоги на меху выбрасывали».

Фото © ТАСС / Валерий Соловьев

Из Припяти эвакуировали почти 50 тысяч человек

В мае 1986 года свои дома покинули 116 тысяч человек, живших в пределах 30-километровой зоны вокруг ЧАЭС

«Сейчас население не в курсе этого, не дай бог такое дело — всё повторится. Хотя мы всё писали, на будущее, что нужно делать, как переоборудовать больницы и так далее. «Лепесток» ты снял, его нужно не просто выбросить — его нужно захоронить. То есть специальные были пакеты, которые потом захоранивали в могильник. Одежду снимаешь полностью: и нижнее бельё, и всё снимаешь — отдаёшь, тебе дают совершенно чистую одежду, прежде чем её надеть, нужно мыться».

Фото © ТАСС / Валерий Зуфаров

«У обуви нормы чуть побольше, то есть обувь там 2500 бета-распадов, одежда 1500 распадов. Значит, если у тебя ботинки заражённые, если ты ходил по такой грязи, ты должен снять и надевать новые. И это всё захоранивается. Теперь вот ты пришёл мыться, там полотенец не было, были белые чистые простыни с этикеткой».

«К этому нужно быть готовыми. Привезли когда первых пожарников в Москву (пожарных. — Прим. Лайфа), привезли в шестую больницу, она была нашей отрасли атомной, обслуживало нас третье медицинское атомное управление. Если ты обмываешь облучённого человека, ты его должен мыть в душе с отдельной канализацией».

«Это не общая должна быть канализация, а отдельная. И она должна выходить в хранилище и потом должна захораниваться: остекловывается это всё, выпаривается вода, а все радиоактивные части прячутся в контейнере, контейнер отвозится в могильник. Вот этого ничего нет ни в одной больнице. Потом одежду снял грязную, она вся фонит, её нужно в могильник. А в какой больнице есть могильники? И куда ты денешь это всё дело?»

Фото © ТАСС / Владимир Репик, В. Соловьев

title

Работники пожарной охраны одними из первых приняли участие в ликвидации последствий аварии.

Утром 26 апреля в эпицентре катастрофы было 240 сотрудников Киевского областного управления пожарной охраны

«В мире эту аварию мог ликвидировать только Советский Союз»

Фото © ТАСС / Леонид Свердлов

«Мы — Минсредмаш — к этому были готовы, мы профессионалы. А нас только подключило правительство и Политбюро 5 июня — вышло постановление о том, что нас сделали генподрядчиком, генпроектировщиком. Авария произошла 26 апреля. То есть больше месяца прошло. А устные поручения Политбюро были 15 мая, то есть уже полмесяца прошло».

«>

На фото (второй слева) — министр среднего машиностроения СССР с 1957 по 1986 год Е.П. Славский. Фото © Издательский дом «Личности»

title

Министерство среднего машиностроения СССР — центральный орган госуправления СССР, управлявший атомной промышленностью, а также разработкой и производством ядерных боезарядов.

Основано в 1953 году, упразднено в 1989 году

«Они хотели сами делать, то есть Министерство строительства электростанций, они всех людей сожгли, потому что не знали, как там себя вести. И потом вынуждены были поручить Минсредмашу. В мире эту аварию мог ликвидировать только Советский Союз. И в СССР это мог только Минсредмаш. Никто другой».

» 32 года спустя. Четыре истории очевидцев трагедии на Чернобыльской АЭС

26 апреля 1986-го (32 года назад) случилась крупнейшая техногенная авария в истории человечества – взрыв на Чернобыльской АЭС. В день памяти о трагедии с корреспондентом МЛЫН.BY поделились воспоминаниями те, кто оказался в эпицентре катастрофы.

Владимир Целуйко

Когда произошла авария, я  проживал в Брагинском районе, был главным агрономом в элитном семеноводческом совхозе, выращивал овощи, кормовую свеклу на семена. Многие наши ребята из деревни работали на станции. В день катастрофы они сразу сказали: жить здесь теперь нельзя. Первые два дня, в субботу-воскресенье, ничего не чувствовалось. А в понедельник, когда ветер в нашу сторону подул, стало резко сушить губы, язык. Вода не помогала. Попил – на 5 минут хватает, затем опять сушит. Тогда дана была установка сверху – принимать йод с водкой, на 100 г по три капли йода, чтобы щитовидку защитить. Выпьешь – пару часиков не сушит. Но детям такого ведь не дашь. А у меня на тот момент двое сыновей было. Я на работе в конторе сидел, а напротив – садик. Смотрю, дети мои в песке играются, пока вся эта радиация в воздухе витает.

Первыми выселяли тех, кто ближе других к станции жил. А нам тем временем пришла телефонограмма, команда сверху: пооткрывать шлюзы, откинуть воду с каналов местной речки. Мы поехали за Березинец, который выселили (а ведь он дальше даже), предварительно надели противогазы. Поднимаем шлюз. Жарища – тучи ни одной. Я в противогазе уже задыхался. Снимаю, а вокруг стоит запах сероводорода. Там буквально километров 12 до станции было. И мы, мокрые от жары, высохли в минуту.

Первые автобусы для эвакуации за нами прислали 4 мая. Сказали ничего с собой не брать, только документы: мол, через 2 недели вернетесь назад. Люди покидали все, уехали и никогда уже туда не вернулись. Механизаторы, которые работали с нами, пахали весной, осенью умерли. Те, кто выжил, не избежали проблем со здоровьем.

Сегодня даже деревень тех нет. Савичи, где я жил, были на 500 дворов, а теперь они почти полностью закопаны. Мне говорили, что и мой дом закопали. Только в этом году на Радуницу я съездил туда посмотреть: стоит, а школа напротив – руины.

Екатерина Коваленя

В тот далекий 1986-й  мы с мужем работали в Гомельском пароходстве. Я была поваром, а супруг мой – помощником капитана. Жили на пароходе, трудились весь сезон, пока речка не замерзала, после чего уезжали зимовать в Солигорск. Когда случился взрыв на Чернобыльской АЭС, мы вынуждены были груз толкать толкачом, щебень (в полуторакилометровой зоне от реактора), и дустом этим радиационным дышать. Последствия отразились на здоровье стремительно. Из-за высокой дозы радиации мне, еще тогда совсем молодой, дали II группу инвалидности. Я очень не хотела, просила, чтобы не ставили. Знала бы тогда, что несколькими годами позже уже получу пожизненно I группу… С 93 года из-за воздействия радиации я перестала видеть.

Николай Травков (единственный выживший из тех, кто работал на станции в момент взрыва):

На Чернобыльской АЭС я 10 лет работал инженером КИПиА (контрольно- измерительных приборов и автоматики). Когда произошла авария, нам сразу дали команду погасить все блоки, после чего мы спустились в подвал. Под землей было безопаснее. Ведь радиоактивные пары поднялись вверх, а мы на 12 отметку вниз ушли. Через неделю приехали бэтээры и вывезли нас в чистую зону, за 90 км от станции. Семью эвакуировали раньше. Где-то спустя месяц мы встретились в Минске. За свою жизнь, я, можно сказать, прошел и огонь, и медные трубы. До Чернобыля я был на испытании атомного оружия на Новой земле, и знаю всю эту «кухню», знаю последствия любой аварии. Беда в том, что наши люди порой мало информированы либо не владеют информацией вообще. После взрыва на АЭС никто не знал, как себя вести. Даже ликвидаторы. Их просто кинули: спасайте, как можете. Тот же простейший респиратор «Лепесток» благодаря ткани Петрянова задерживал радионуклиды лишь на 2 часа, затем маску следовало менять. А люди, занимаясь ликвидацией, утром ее надевали и носили целый день… А как спать лежаться – снимают. Вся беда от незнания.

 Владимир Каменков, председатель комитета «Ветеранов Чернобыльцев»:

После того как случилась авария на Чернобыльской АЭС, обычных людей из чистых мест одели в военную форму и направили на ликвидацию последствий – более 800 тыс. человек, включая 115 тысяч из Беларуси. И я в их числе. Нас поселили в палатки там, где до эвакуации проживало местное население. Чтобы прекратить выброс радиации, со всего СССР слетелись вертолеты засыпать реактор песком, глиной, свинцом и другими материалами. Но когда реактор был засыпан, появились опасения, что от нагрузки его основание может просесть. Тогда позвали шахтеров, которые вырыли тоннели, под ними укрепили подушку и, чтобы не было разогревания реакторов, провели охлаждающую систему. Если бы они этого не сделали, то мог бы произойти взрыв третьего ректора (пришлось бы эвакуировать и Гомель). Затем начались наземные работы. Были призваны войска, которые определяли, где какой уровень радиации, и заносили показания на карту. А простые люди, призванные на ликвидацию, должны были проводить наружную дезактивацию: специальным составом обрабатывали крыши. Также они вывозили радиоактивный грунт на радиоактивные могильники, которые сами же строили. Будучи главным радиологом, и наблюдая за всей этой возней, я понимал: нельзя очистить местность от радиации полностью, нет смысла все это делать жертвами людей, нужно просто оставить эти места. Но пробиться с этой идеей было сложно. Чтобы хоть чем-то помочь, я разработал памятку о том, как себя вести на загрязненной местности, рассказал о путях попадания радиации в организм. Также следили за полученной дозой излучения. Если у человека она достигала 25 рентген, то его откомандировывали к постоянному месту жительства. В это же время ликвидаторы приступили к выполнению следующей задачи, поставленной сверху, – созданию саркофага. Из Японии и Германии нам прислали в помощь роботов. Но из-за высокой радиации электроника и аккумуляторная система приходили в негодность моментально, так что пришлось еще придумывать, как этих роботов оттуда убирать. В итоге саркофаг строили обычные ребята-ликвидаторы. Помогали добровольцы.

Юлия ХОЛОДИНСКАЯ

Фото Павел ОРЛОВСКИЙ

244

Воспоминаний о Чернобыле как нашумевший сериал HBO снова ставит катастрофу в центр внимания

Когда один из блоков Чернобыльской атомной электростанции в тогда еще советской Украине взорвался рано утром 26 апреля 1986 года, возник пожар, который продолжался девять дней. а также споры и последствия, которые все еще ощущаются сегодня.

В результате неудачного испытания на безопасность четвертого реактора атомной электростанции в результате взрыва образовалось 50 миллионов кюри радиации, что эквивалентно 500 бомбам Хиросимы.Облака, несущие радиоактивные частицы, дрейфовали до Канады, выпуская за собой токсичный дождь.

Апрель ознаменовал 33-ю годовщину катастрофы, и с тех пор она остается в заголовках газет благодаря телевизионному сериалу, транслировавшемуся в мае и июне американской сетью HBO и рассказывающему о последствиях.

Туроператоры на заброшенном участке и в соседнем Припяти, где проживает большая часть сотрудников завода, а теперь это город-призрак, сообщили о росте числа бронирований до 40% с момента выхода программы в эфир.

Катастрофа и то, как Москва справилась с ней, отразили культуру секретности, которой была окутана советская система, и для многих стали сигналом к ​​первому ослаблению структуры, которая рухнет пять лет спустя.

Два рабочих завода погибли на территории предприятия — один в результате взрыва, а другой сразу после него от смертельной дозы радиации. В последующие месяцы от острого лучевого синдрома (ОЛБ) скончались 28 пожарных и работников завода. Из 134 человек, первоначально госпитализированных с ОЛБ, 14 умерли от радиационно-индуцированного рака в течение следующих десяти лет.

По оценкам, окончательное число погибших от радиационных заболеваний колеблется от 9 000, по данным Всемирной организации здравоохранения, до 90 000, по оценкам группы экологической кампании Greenpeace.

Это событие остается самой страшной аварией на атомной электростанции в истории.

Здесь журналисты Euronews из Украины, России, Германии, Польши, Турции, Ирана и Венгрии делятся своими воспоминаниями о времени.

Наталья Любченкова, Киев, Украина (тогда Украинская Советская Социалистическая Республика) — 135 км от Чернобыля

Наталья, которая родилась и выросла в Киеве, на момент Чернобыльской катастрофы было 18 месяцев.После этого родители отправили ее к друзьям семьи в сопровождении бабушки в Харьков, на востоке Украины, в 610 км от места расположения атомной станции.

«У меня явно не так много воспоминаний из того периода времени, когда произошла настоящая катастрофа, но у меня в голове есть что-то вроде короткого видеоклипа. Я помню какое-то чувство паники, когда мы собирались до вокзала и зная, что куда-то поеду

«Следующие несколько месяцев я провел в Харькове.Туда отправили меня родители, когда узнали, что ситуация в Чернобыле действительно может повлиять на нас. Вероятно, это было через пару недель после того, как это произошло. Папа видел, что из детских садов эвакуируют, поэтому знал, что это серьезно.

«Кроме того, в то время ходили слухи, что высокопоставленные политики отправляли своих детей, а аэропорты были переполнены этими детьми. Если есть что скрывать, это все равно распространится, даже если будет огромный машина пропаганды, которая пытается скрыть это от людей.

«В Харькове я научился произносить такую ​​фразу:« Где моя мама? Моя мама в Киеве ». Потом, когда я наконец вернулся домой в Киев, там была моя мама, и она спросила меня, где твоя мама? И я сказал, что мама в Киеве, прямо ей в лицо. Это был трудный момент для моей мамы, потому что, очевидно, казалось, что я ее не узнал.

«Я думаю, что теперь, когда я вырос с этой идеей о Чернобыле, он просто был там, был чем-то естественным, и только когда я стал взрослым, я осознал масштабы этого.Я думаю, поэтому мы никогда не обсуждали это должным образом, нам никогда не объясняли должным образом, как это произошло или как это повлияло на людей.

«У нас есть тенденция делать героями разных фигур в нашей истории, но я не припомню, чтобы кто-нибудь рассказывал нам истории о тех людях, которые боролись с бедствием, так называемых ликвидаторах, которые фактически рисковали своей жизнью».

Елена Любченкова, мама Натальи

Весной 1986 года Елене было 22 года, она работала экономистом и жила с мужем и дочерью в Киеве.Несмотря на то, что она приняла решение отправить дочь из Киева, она говорит, что осознавала всю степень опасности и ущерба, нанесенного Чернобылем, примерно через шесть месяцев после катастрофы.

«Я впервые услышал о Чернобыльской катастрофе, когда позвонила бабушка и сказала, что услышала в церкви, что на атомной станции произошел взрыв. Моя первая реакция была, что это невозможно. Я сказал бабушке, что она каждую неделю новый «конец света».Еще в школе мы узнали, что атомная промышленность очень хорошо регулируется.

«Через день или два мой сосед сказал мне, что детей эвакуируют из Припяти (ближайшего к заводу города, где проживает большая часть его сотрудников) и что они больны. А потом взрослых эвакуировали. Но все же , мы думали, ну это в Припяти, это в 130 км, если будут проблемы, нам скажут.

«1 мая был ежегодный праздник. Атмосфера была праздничная, и я помню, было очень тепло, нечасто бывает 1 мая такое теплое — больше 25 градусов.Окна были открыты, все были на улице. Было весело, никто не думал о Чернобыле.

«14 мая детский сад, который принадлежит производственному предприятию, где работал мой муж, был эвакуирован. Именно тогда ему чудом удалось получить билеты на поезд, которые было невозможно купить [из-за большого количества людей, пытающихся уйти ], и он отвез Наталью в Харьков на встречу с бабушкой.

«Я все еще не паниковал, я не понимал, как [радиация] может повлиять на наше здоровье.Мне было очень грустно, что мой маленький ребенок, который всегда был рядом со мной, куда-то ушел без меня. Чтобы она без меня научилась говорить, свои первые книжки держала без меня ».

Николай Усатый, отец Натальи

На момент катастрофы Николаю было 27 лет, он работал главным инженером-механиком на заводе изготовленные инструменты.

«26 апреля был очень хороший солнечный день. Это была суббота, для меня рабочий день, и первое, что я услышал об аварии, когда я стоял возле завода и разговаривал с коллегами, и кто-то сказал: «Вы знаете, много машин скорой помощи проехало в направлении города. Чернобыль, наверное, что-то случилось на АЭС.«

» Я помню, что нашему заводу было приказано изготавливать эти огромные металлические контейнеры. Их много. Мы не понимали зачем, но у нас было необходимое оборудование, потому что это был промышленный завод. Оказывается, это контейнеры которые были заполнены песком, который был брошен с вертолетов на поврежденный реактор для тушения пожара или сдерживания радиации.

«Нам также сказали, что мы должны мыть заводские здания водой, и мы их мыли, стен и полов, сколько мы могли.

«Было много сплетен и домыслов, поскольку у нас не было информации. Вероятно, примерно в середине мая люди начали массово покидать город, особенно семьи с маленькими детьми. Все пытались уехать, или хотя бы отослать детей, потому что фабрики продолжали работать — Киев работал в обычном режиме ».

Антон Хмельнов, Москва, Россия (тогда Советский Союз) — 853 км от Чернобыля

Антону было 13 лет на момент катастрофы, он жил в Москве, тогда столице Советского Союза.Он вспоминает, как школьник шутил о Чернобыле и о том, что его дядя ходил на работу на место аварии, но не сказал, что именно он там делал.

«Для нас это были новости, которые приходили не сразу из-за того, как информация распространялась в то время. У нас не было интернета, новости приходили по каплям, мало-помалу. Но потом, я думаю, благодаря большей открытости в обществе мы узнали намного больше.

«У нас действительно была некоторая информация, потому что один из моих дядей был отправлен по военному долгу для выполнения некоторых работ [связанных с катастрофой].На самом деле мы не знали, что это за штука, это было [сделано] в относительной секретности. Мы знали через семью, что он [пострадал] от некоторых физических повреждений, но он все еще жив сегодня и он довольно старый человек ».

«Мы, дети, в основном шутили над тем, что произошло. И наши родители, бабушки и дедушки говорили нам: будь осторожен, когда бегаешь под кислотным дождем. Но рассказы о кислотных дождях существовали еще со времен холодной войны. Это была [просто еще одна] строчка в нашем юморе от кислотного дождя в то время.

«Чернобыль воспринимался как обычная катастрофа, потому что Советский Союз был единой страной. Правительство [на работу] в Чернобыль привозило людей со всех концов страны. Так что они могут быть украинцами, или русскими, или из других республик. Думаю, важно сказать, что это была обычная боль. Затем, после распада Советского Союза, он как бы отошел за выросшую границу. Теперь это другая страна. Это уже не то же самое, что катастрофа в вашей стране.

Сигрид Ульрих, Мюнхен, Германия (тогда Западная Германия) — 1800 км от Чернобыля

Сигрид Ульрих жила в Мюнхене в 1986 году, работала журналистом в немецком агентстве печати Deutsche Presse-Agentur, и ей было 32 года. старый. Она помнит замешательство перед лицом запоздалого ответа и опасения по поводу заражения пищевых продуктов.

«Мои самые главные воспоминания связаны с хаосом. Потому что информации не было, я думаю, два дня. Советский Союз подтвердил это событие, когда в Скандинавии были проведены тесты, которые показали инцидент где-то через два или три дня после этого события.И все это время дул сильный ветер с востока и коснулся всех стран к западу от Чернобыля. И только потом они сказали нам, что мы не должны выходить, и что, прежде всего, мы не должны выходить под дождь.

«Мы чувствовали себя немного покинутыми. Поступали сообщения о семьях, которые, как только вышел отчет, взяли своих детей на самолет и улетели в Канаду или где-нибудь, чтобы остаться на несколько недель, пока ситуация не прояснилась. Моя двоюродная сестра сказала мне, что это сделали ее друзья.

«Было выброшено много овощей. До сих пор здесь обитают дикие свиньи, которых нельзя есть. И одна из проблем была с молоком и что с ним делать. В итоге его хранили примерно в 200 вагонах, потому что он был ядовитым.

«В Баварии был министр окружающей среды, который взял белую жидкость [перед] камерами и сказал, что [пить] молоко не опасно, а затем сунул в нее палец и лизнул ее. А через 20 лет нам сказали, что он ткнул один палец, а он лизнул другой.

«Чернобыль был своего рода [маркером] 20 века, как путешествие на Луну или убийство Кеннеди. Моя дочь говорит, что, по ее мнению, это положило конец эре Вудстока. Она говорит мне, что тебе повезло, у тебя была 20-летняя «иллюзия Вудстока», что что-то может измениться в мировом масштабе. И все закончилось, потому что мы поняли, что антропогенные катастрофы нельзя контролировать. Так что это было началом всей проблемы, связанной с технологиями и изменением климата, для меня это было началом.

Себастьян Циммерманн, Изерлон, Германия (тогда Западная Германия) — 1800 км от Чернобыля

Себастьяну было четыре года во время чернобыльской катастрофы, он жил со своими родителями в Изерлоне, городе недалеко от Дортмунда. Он вспоминает предупреждения о том, чтобы играть на улице и не есть овощи в течение недели.

«Мне было четыре года, поэтому у меня нет полных [воспоминаний] о том времени, но мои родители сказали мне не играть в песочнице в саду, и это было очень важно, потому что дождь был полон радиоактивности.И не надо есть никаких грибов, и в первую неделю, я думаю, никаких овощей.

«Они не объяснили, они просто сказали, что играть в песок опасно, что это вредно для здоровья, что это всего на одну неделю, но вы не должны этого делать. Примерно в восемь или девять лет я получил больше информации о том, почему. И я понял, что это хорошо, что я не играл в песочнице.

«Мои родители были проинформированы очень быстро. А мой отец был инженером, поэтому он интересовался техническими вещами, поэтому ему это было очень понятно.В некоторых других странах, например, во Франции или Восточной Германии, это держали в секрете. У нас была хорошая информация. Это было хорошо известно, это не было секретом. У нас была информация по телевидению, по радио и из газет ».

Томас Семенски, Вроцлав, Польша — 1078 км от Чернобыля

Весной 1986 года Томасу было 29 лет, он жил во Вроцлаве на западе Польши и работал исследователем в области лингвистики в городском университете. Хотя Польша не была частью СССР, с ее коммунистическим правительством она считалась советским «государством-сателлитом».

«Прежде всего, вы должны знать, что в коммунистических странах бедствий не было. По крайней мере, официально. Но многие люди в Польше знали о катастрофе в Чернобыле, потому что слушали иностранное радио, например Radio Free Europe или Voice of America. Итак, мы знали, что что-то происходит, не совсем то, что, но мы знали о возможной опасности вокруг. Но когда нет официальной четкой информации, остается много места для слухов, паники или странного поведения.

«Я был на том месте, где работал тогда, и увидел женщину с маленькой бутылкой йода. Мы использовали его для дезинфекции ран. Для этого это был очень популярный продукт. Это было не очень приятно, потому что при нанесении на рану горит. Я увидел эту даму с бутылкой и подумал, что хорошо, ей нужно что-то продезинфицировать.

«А потом я увидел, как она пила. И это было очень удивительно и немного страшно, но кто-то объяснил, что, по слухам, вы должны были пить йод, потому что он защищает вас от воздействия радиации.Я до сих пор, 33 года спустя, не знаю, было ли это правдой ».

Зеки Саатчи, Шиле, Турция — 1445 км от Чернобыля

Зеки было восемь лет во время катастрофы, он жил в турецком городе Шиле недалеко от Стамбула, на западной окраине Черного моря, за водой. из Украины.

«Черноморский регион известен производством чая и фундука. В те времена ученикам государственных школ предлагали местные продукты, особенно фундук. Раньше я их любил, они до сих пор одна из моих любимых закусок.Наш учитель сказал нам, что «дети из Черного моря умнее, потому что они едят фундук». Я не проверял, правда ли это, но это обнадеживает.

«Однако после аварии на Чернобыльской АЭС возникли вопросы о том, подвергались ли орехи воздействию радиации. Ходили слухи, что их нельзя продать в европейские страны, потому что они были разоблачены, и поэтому их бесплатно раздавали дома. После этого я помню, как видел на школьных партах незавершенные пакеты с фундуком.»

Туба Алтункая, Дюздже, Турция — 1460 км от Чернобыля

Тубе, которая также из черноморского региона Турции, во время аварии было три года. Она тоже помнит, что впоследствии взрослые были обеспокоены тем, что орехи, раздаваемые в школе, могут вызвать рак.

«Большинство людей считали, что фундук и чай подверглись сильному радиационному воздействию из-за близости их полей к Украине. Есть много случаев рака и каждый раз из Причерноморья теряет любимого человека, я слышал, они говорят, это все из-за Чернобыля.

«Заболеваемость раком во всем мире растет, и их число выше, чем 20-30 лет назад, из-за лучшей диагностики, поэтому я не знаю, проводились ли какие-либо исследования роли Чернобыля в статистике рака. Верно ли это или нет, но многие мои родственники винят в гибели людей катастрофу ».

Бехнам Масуми, Тегеран, Иран — 3100 км от Чернобыля

Бехнаму, уроженцу Тегерана, было три года во время аварии на Чернобыльской АЭС. В 1986 году Иран в течение шести лет находился в состоянии войны с Ираком и продовольствием был нормирован по купонной системе, в то время как экспорт сельскохозяйственной продукции, включая рис, фрукты и овощи, произведенные в зеленом регионе Каспийского моря, резко упал.Чернобыль по-прежнему является предметом дискуссий для иранцев сегодня, учитывая прочный союз страны с Россией (которая осудила сериал HBO) и ее собственную спорную ядерную программу.

«Иран находился в состоянии войны с Ираком с 1980 года. Но через два года после чернобыльской катастрофы, в 1988 году, когда Иран согласился на прекращение огня и через восемь лет экономика возобновилась, ходило много слухов о том, что арабские страны не были покупка сельскохозяйственной продукции северного Ирана из-за опасений по поводу радиоактивности.

«В последующие годы, когда Иран полностью возобновил свою ядерную программу на АЭС в Бушере для производства электроэнергии, лидеры Исламской Республики предпочли не работать над проектом со своим ближайшим союзником, Россией, что могло бы предположить, что они опасения по поводу чернобыльской катастрофы. Вместо этого они пригласили японские и немецкие фирмы сотрудничать с ними в этом проекте, хотя через месяц обе покинули проект. В 1995 году, через девять лет после катастрофы, они возобновили работу с Россией.

«Сегодня, спустя три десятилетия после катастрофы и когда ядерная программа Ирана является самой важной заботой государства и иранского народа, чернобыльская катастрофа не вызывает беспокойства. Twitter запрещен в Иране, но чрезвычайно популярен, и все используют VPN для доступа к нему, а после того, как сериал HBO был показан, популярные иранские пользователи Twitter назвали телешоу американской пропагандой.

«Однако Хесамеддин Ашена, ключевой советник президента Рухани, а также активный твитер, недавно опубликовал твит о сериале HBO, задав вопрос: какова цена лжи?»

Аттила Керт, Печ, Венгрия — 1375 км от Чернобыля

Аттиле было 15 лет во время чернобыльской катастрофы, он жил в городе Печ на юге контролируемой Советским Союзом Венгрии, которая тогда была частью Восточного блока коммунистов. страны.

«Я помню, через пару дней после взрыва, когда мы услышали первые новости о нем, группа старших школьников, которые собирались сдавать вступительные экзамены в медицинский институт, вошла в зеленых костюмах врачей. ‘скрабы и построили огромный череп во дворе школы из капусты, которые продавались на рынке за символический 1 форинт (вместо обычных 20-30) из-за опасений ядерного заражения.

«В новостях по государственному радио все время говорилось, что значительного увеличения радиации не было, что опасности нет.И все же в последующие недели они с радостью говорили о том, как снижается уровень радиации. Я понял, что это было частью коммунистической пропаганды. Например, когда ребенок причиняет себе боль, а вы пытаетесь успокоить его, говоря: «О, это ничего». А через час вы говорите: «О, это намного, намного лучше».

.

воспоминаний о Чернобыле — слова без границ

ПРИМЕЧАНИЕ: Будучи молодым врачом, учившимся в Киеве в 1986 году, Мохамед Махзанги оказался в эпицентре катастрофы со здоровьем, когда той весной таяла Чернобыльская атомная станция. Более длинная работа, из которой взят этот отрывок, является, как он выражается, «антимемуарами» его впечатлений как стороннего наблюдателя, так и жертвы. Через множество коротких виньеток, фрагментов разговоров и отрывочных встреч он убедительно передает нарастающую панику того времени, одиночество изгнания и способы, которыми трагедия может объединить совершенно незнакомых людей.После нескольких лет медицинской практики Махзанги переключился на журналистику и сочинение художественной литературы. Он опубликовал несколько сборников рассказов и теперь живет в Египте и Сирии.

Пружина

Когда и как приходит весна в Киев?

Женщины со смехом утверждают, что он наступает 8 марта (День советской женщины), но все согласны с тем, что он извергается внезапно, чудесным образом. Когда мы засыпаем, деревья голые, а на земле все еще остаются следы снега.Потом мы просыпаемся, и мир пульсирует зеленым, как будто все расцвело за ночь. Но есть предвестники. Сгущающееся тепло быстро тает снег, и звука его текущей воды по наклонным тротуарам и водосточным канавам достаточно, чтобы мы не спали всю ночь, каждую ночь перед зеленым взрывом.

Утром появляются новые признаки весны. Возвращение перелетных птиц, всплеск зелени на кончиках веток деревьев, которые, если их слегка поскрести, щедро выделяют сок.Мы слышим внезапную песню ржанки или пятнышка среди бесчисленных видов птиц — воробьи, орлы, голуби — особенно красочная, неуклюже стремящаяся к кусочку еды.

Есть вестники весеннего извержения, проклятия этой весны. Чернобыль. Сформировано русским языком, чтобы придать форму другому значению, например: чурна, «черный», и бул, «боль». Черная боль.

Пожар, описанный одним из мужчин, проснувшихся ото сна под вой главной сирены (третий уровень), возник прямо на вершине четвертого ядерного реактора Чернобыля.Он произошел ровно в 13:23:48 26 апреля 1986 года, когда взорвался четвертый реактор атомной станции. И, как показало последующее расследование, недостатка в предупреждениях не было. Но, в отличие от весенних, их либо игнорировали, либо намеренно скрывали. Глянцевая поверхность закрывала уродливую реальность. Благодаря кумовству и подкупу на место профессиональных экспертов были наняты политические фавориты и люди с хорошими связями. Взяточничество и коррупция породили презренную некомпетентность. В диспетчерской злополучного реактора они играли в покер и домино и писали личные письма на работе.Несмотря на это, все казалось прекрасным. Предупреждающие знаки были замаскированы. Из 71 инцидента, произошедшего на реакторах, расследовано только 27. И это только один пример безудержной халатности.

После ремонта реактора номер четыре, кто-то — один из членов банды, без сомнения, — поздно ночью 26 апреля 1986 года попытался провести чрезвычайно опасный эксперимент. Он увеличил мощность реакторов без каких-либо мер безопасности. Температура подскочила до адского градуса. Затем он облил этот ад охлаждающей водой.Итак, пожар и взрыв. Охлаждающий графит загорелся, и под давлением невыносимой температуры вода вернулась в свое первичное состояние — кислород, а водород, который воспламенился и взорвался, в процессе взорвал контейнеры с тяжелыми металлами вокруг ядерного топлива и сдуло. часть крыши реакторного зала. Ядерное топливо было обнажено и испускало смертельную радиацию через отверстие в крыше. Произошло извержение вулкана нового типа, и первым, кого он уничтожил, был тот, кто его спровоцировал.Он полностью испарился. От этого безрассудного будущего ученого не осталось и следа. Атомный джинн сбежал из своей бутылки, распечатанной b

.

S.T.A.L.K.E.R .: Зов Чернобыля мод

Прошло более двух лет после 1.4.22 и полутора лет после 1.5 R6, и сейчас самое время объяснить, что происходит.

Сначала немного расскажу, чем я вообще занимаюсь и как я здесь оказался. Еще в мае 2017 года я копался в репозитории Bitbucket и нашел зеркало, ведущее к версии, находящейся в разработке. Поигравшись с этим некоторое время, я начал сообщать об ошибках и других проблемах.Видя, что некоторые не решаются, я решил сам внести некоторые изменения. Примерно в это же время был уже август с выпуском первых 1.5 бета-версий, и я копался в игре, у меня были всевозможные идеи. Это привело к последней версии оригинальной 1.5, R4. После этого все изменилось. Я внезапно стал частью команды, работающей над изменениями, связанными с балансом игрового процесса, что можно увидеть в ужасном состоянии в R6. Здесь все пошло не так. Позже выяснилось, что я попал либо в лучшее, либо в худшее время.Алундайо остановил разработку, так как он больше не хотел работать над модом. Когда я присоединился к нам, я стал свежим источником силы, пытаясь продолжать. Удивительно долгое время все шло нормально, но потом почти всем приходилось делать все более продолжительные перерывы. В итоге я полностью испортил разработку, сбившись с пути, пытаясь полностью переделать основные части игры.

Все, что ведет к текущему состоянию. Разработка была приостановлена ​​еще в конце июля 2018 года с небольшими всплесками активности примерно до октября.Я взял свой длительный перерыв, тоже ждал и надеялся, что люди вернутся. Без руководителя группы и нашего программиста на C ++ я попытался сменить движок под модом с помощью российской команды на тот, который использует Open X-Ray середины июля 2018 года в качестве базы, то есть 64-битный. Это, мягко говоря, было не очень удачным.

Итак, что дальше? Что ж, для продолжения мода нужны люди. В основном программисты на C ++ и LUA, но помогает все, даже писатели и хороший QA. Если можете помочь, оставьте информацию о том, что вы можете сделать, в комментариях.Если вы кого-то знаете, пришлите их нам.

Обновление

: я больше не могу обещать никаких действий со своей стороны. После многих лет работы со сталкером мне нужно начать кардинальные изменения в жизни, которые не оставят достаточно времени для такого большого проекта.

Последние сборки в разработке: 32-битные с октября 2018 г. | аварийный 64-битный с февраля 2019 года

Спасибо всем за терпение и поддержку!

Вышел

Зов Чернобыля 1.4!

26 сентября 2016 Новости

Долгожданный 1.Вышел патч 4 для модификации S.T.A.L.K.E.R .: Call of Chernobyl. Множество новых функций, настроек и оптимизаций …

Выпуск

и часто задаваемые вопросы

28 сентября 2015 Новости

Наконец-то вышел долгожданный «Зов Чернобыля». Вот краткий FAQ по некоторым из наиболее часто задаваемых вопросов и проблем!

,